Морской пейзаж был до боли знаком. С этим Серафим уже 
смирился. Уже второй день как они в Демоной взяли за правило 
прогуливаться по берегу моря и беседовать. Благо время теперь 
было предостаточно. Никто им не мешал.
	Чудик быстрее всех адаптировался в новых условиях. Кроме 
детей, обзавёлся друзьями среди взрослых островитян и вызвался 
на рыбалку. Ему не отказали, и сейчас он в поте лица трудился 
где-то в море на утлой лодочке. А Илья заинтересовался охотой 
с копьями времён каменного века: их наконечники изготовлялись 
из рыбьей кости. С утра он и группа молодёжи отправились в 
лес. Какая намечалась добыча не разобрался, но это было не 
важно. Перед этим телохранитель целый день упорно осваивал 
новое для себя оружие и добился заметных успехов. Во всяком 
случае в мишень с приемлемого для охоты расстояния он 
наловчился попадать уже к вечеру, чем вызвал одобрение даже 
Кокомбы.
	Весь световой день племя кропотливо трудилось, дети в том 
числе. У каждого имелись свои обязанности. Белые же гости были 
предоставлены сами себе, выбирали занятие по вкусу. 
	Рисунок на скале, естественно, заинтриговал. Захотелось 
узнать историю его появления и услышать хоть что-нибудь об 
изображённой девушке. Кокомба долго чертил на песке фигуры и 
рисунки, дополнял жестами и словами свой рассказ, пытаясь 
передать и донести его до Демоны и Серафима. И кое-что 
прояснилось. 
	Девушку звали Клео. Одно время она была повелительницей 
не только этого острова, но и других земель! На огромной 
разукрашенной лодке, сопровождаемая воинами, она посещала этот 
кусочек земли, чтобы помогать его жителям, а взамен получать 
дары за своё покровительство. Её любили и поклонялись. Она 
приносила удачу, так как знала язык моря и его норов! Только 
Клео умела так принести жертвы богу воды и земли Замбо – 
Кокомба указывал в сторону божка, сурово взирающего с вершины 
столба – что разгневанное море повиновалось ей, успокаивалось 
и приносило много рыбы...
	- Эти жертвы - люди? – заволновался Серафим, когда до 
него дошёл смысл рисунка, на котором символический человечек 
бросал в море овальные предметы.
	Он ткнул пальцем в вождя, в себя и указал жестом на море, 
пытаясь пояснить свой вопрос. Кокомба отрицательно мотал 
головой и упрямо рисовал свой рисунок. Так Серафим от него 
ничего вразумительного не добился. Однако, образный рассказ 
оставил в душе парня неприятное жжение и бурю чувств. Ему так 
не хотелось, чтобы этот остров был связан с его былыми 
видениями о роковой красавице-царице...
	 
	Дни стояли тихие, светлые. С моря дул ласковый бриз. 
Чайки и множество других птиц, которых Серафим даже не знал, 
исполняли над водной гладью свои замысловатые танцы, 
назначение которых -  добыча пищи. Настроение у парня было 
сложное. И только Демона смягчала переживания. Она 
рассказывала о своем детстве, вспоминала мать...
	- А кто твой отец?
	- Знаменитый певец... Умер до моего появления...
	- Рождения?...
	- В том то и дело, что появления. Соседка – неприятная 
надо сказать особа – подсказала мне однажды, что я не родная 
дочь... Кстати, моё настоящее имя Диана, а Демоной шутя звала 
приёмная мать. Уж очень в детстве шаловливая была...
	- Диана... – задумчиво протянул Серафим. - Какое 
прекрасное имя... Можно, я буду называть тебя Дианой. 
	- Конечно! Так, наверное, будет даже лучше... От прошлого 
ничего не должно остаться... – грустно согласилась девушка.
	- Значит мы с тобой в некотором смысле одного поля ягоды 
– безродные дети... – печально подытожил парень.
      После такой откровенности, между ними будто что-то 
разрушилось окончательно. Серафим сверкнул глазами и озорно 
предложил:
      - Почему бы нам не искупаться? Посмотри какое ласковое 
море! Как резвятся вдали дельфины и рыбы! Какой простор!
      - У меня же нет купальника... – шутливо озаботилась 
Диана.
      - А я не буду на тебя смотреть! Хотя сделать это будет 
очень трудно! – уже раздеваясь, направляясь к воде, игриво 
кричал Серафим.
	Настроение парня передалось и девушке. Она проворно 
сбросила блузку и юбку, которые уже давно стесняли её, и в 
нижнем белье побежала к набегающим игривым волнам. 
	Только очутившись в воде, Серафим невольно, незаметно от 
Дианы, разглядел своё тело. “Труды в тренажёрном зале пропали 
не даром!” - с удовлетворением отметил он. Даже ущербная левая 
нога выглядела лишь слегка тоньше и короче правой, а спина 
распрямлялась без особых усилий! Крепкие руки, подтянутый 
живот и выступающая грудь приятно поразили. События последних 
дней проходили так скоро, что о своих физических достижениях 
он и не вспоминал. Серафим поискал глазами Диану, набрал 
побольше воздуха, нырнул и поплыл к ней...

			*  *  *
	Теперь дни были насыщены радостным общением. Они как 
будто долго ждали этого момента, чтобы выговориться. 
Связывающая их ниточка прочнела, утолщалась и становилась 
короче. Серафим менялся на глазах: загорел, посвежел, 
выпрямился. Длинные волосы, короткая чёрная бородка и 
проникновенный взгляд выгодно подчёркивали в нём ту неброскую 
мужскую красоту, которую можно встретить в монастырях в 
обличьях молодых монахов, или в ликах святых на иконах. Душа, 
всё существо парня неуклонно наполнялись тем восторгом, 
который появляется от близости небезразличной девушки. 
	Как Серафим ни старался, но видения больше не приходили. 
И ему стало казаться, что провидение забросило их с Дианой на 
этот остров, с целью круто изменить жизнь обоих. Вернутся ли 
они домой?... Старался не думать.
	Купались в море каждый день по несколько раз. С Чудиком и 
Ильёй встречались по вечерам. Оба мужика так увлеклись своими 
занятиями, настолько влились в коллектив охотников-рыболовов, 
что позабыли обо всём! 
	В тот день море заволновалось с утра. Барашки волн 
приносили на берег водоросли, каких-то мелких ракообразных; 
разбрасывали гальку и важно откатывались вглубь. Чайки кричали 
громче, а дельфины устроили показательные гонки. Искупавшись, 
молодая парочка уселась на песок. Диана с упоением делилась 
впечатлением от встречи с дельфинами. Серафим смотрел на неё с 
боку и восторженно улыбался. На душе у него было легко и 
спокойно. Она, душа, наполнялась тихой, всепоглощающей 
радостью. Такой красивой он ещё не видел Диану! Капельки воды 
блестели изумрудами на её лице. Мокрые волосы пушил лёгкий 
ветерок. Шоколадный загар равномерно укрывал её безупречное 
тело, а посветлевшие глаза излучали тот детский восторг, ту 
непосредственность, что украшают  женщину в любом возрасте. 
      Неосознанно он дотронулся до её плеча... Диана 
вздрогнула, повернула голову, продолжая говорить. И ей на фоне 
волнующегося моря, золотого песка и небесной лазури Серафим 
показался  пришедшим из детской сказки. Такое ощущение 
усиливала полоска из большого листа, которую ему повязала на 
голове одна островитянка, чтобы волосы не спадали на глаза. С 
нею парень не расставался и действительно походил на древнего 
воина-русича. 
      Диана замолчала... Они смотрели друг другу в глаза и 
искорка, которая то разгоралась, то гасла в суматохе последних 
дней, вновь запылала в их душах, вспыхнула пламенем 
зарождающегося чувства. Казалось, весь предыдущий долгий путь, 
все сомнения, колебания и разочарования были лишь прелюдией к 
этому волшебному мгновению. 
      Она облегчённо, будто сбросив тяжёлый груз, вздохнула, 
расслабленно улыбнулась и с трогательной нежностью обняла 
Серафима. Он уткнулся в её волосы и улетел куда-то далеко-
далеко. Такого волнующего, пьянящего родного запаха он ещё не 
вдыхал в своей жизни. Глаза укрыла мокрая пелена... 
      Резкий порыв ветра заставил их вздрогнуть, а долетевшая 
волна обдала холодом брызг и прервала сказку. Закрутился 
песочный вихрь, и солнце укрылось хищной лиловой тучей. По 
всему стало видно, что надвигался шторм.
      Взявшись за руки, они с наигранной опаской посмотрели на 
набегающую стихию, рассмеялись, прихватили одежду и побежали 
от берега к посёлку. Серафим практически не хромал...
      
      Если бы они вернулись, то увидели за песочным барханом 
примечательную сценку. Седой старик с одухотворённым, 
благостным лицом, придерживая от ветра белую накидку, стоял и 
смотрел на рассерженное море и лохматую чёрную тучу. В глазах 
его переливался красками моря калейдоскоп чувств. Он 
радовался, гневался и горевал одновременно. Недалеко от него 
на корточках в озлоблении сипел-блеял Отродье сатанинское!
	- Ты чё творишь? Ангел бескрылый и доброжелатель 
долбанный! Мы так не договаривались... Я девку бросил не для 
того, чтобы ты её охмурял с этим... выродком горбатым, 
коротконогим! Окстись! Уймись, пока сам Сатана за тебя не 
взялся.
	Старик, сохраняя невозмутимое достоинство, презрительно 
улыбнулся и твёрдо ответил, не поворачивая головы:
	- Не суетись напрасно, Отродье козлиное, дьявольское. Не 
понять тебе рогатому, узколобому, с куцей душонкой, что хоть 
ты со своим Сатаной, хоть я с благими намерениями, - все мы 
бессильны перед силой притяжения любви людской! Перед мощью, 
пусть беспокойной, ищущей, противоречивой, но человеческой 
души и разума! Они всегда возьмут свой верх, хоть ты тут 
слюной изойди и от злобы скисни.
	Отродье взвизгнул в негодовании, наклонил однорогую 
голову вперёд, засучил задними ногами, так что песок сзади 
взвился вихрем, и забегал кругами вокруг своего противника, 
громыхая:
	- Какая там любовь? Где душа и разум? Совокупляются аки 
скоты, растлеваются аки гнильё, ищут удовольствий в вине, 
героиновом угаре и плотском разврате. А ты – любовь! Порешат 
скоро друг дружку в алчной злобе – вот и весь разум! Гляди – 
Землю взорвут!... Ты же, старикашка трухлявая, только 
растягиваешь, отодвигаешь кончину, что только хуже для них, 
людишек: больше мучаться будут! Сатана уже гневается! 
Вскорости соберётся на землю грешную.
	- Опаздывает он... Да и не получилось у него подготовить 
людей к встрече со своей пакостной персоной. Вишь, как 
обернулось: потянулись они друг к дружке, а это неспроста! 
Трепещи, рожа твоя козлиная!
	Старик вдруг громко и торжествующе рассмеялся.
	- Не успеваете вы, помазанники тьмы!
	Отродье резко затормозил перед хохочущим доброжелателем-
ангелом, выпучил на него свои жёлтые кружки-глаза и открыл рот 
так, что слюна закапала с единственного кривого зуба. 
Налетевшая волна окатила его с головы до ног и наполнила рот 
пеной. Козлобородый судорожно сглотнул, облизнулся, откашлялся 
и задрожал нижней губой. Он пытался ответить, оскорбить своего 
оппонента, но тот безнадёжно махнул рукой и мягко растворился 
в воздухе. 
	Отродье чихнул, потом отряхнулся и проскрипел 
воинственно:
      - Ну, это мы ещё посмотрим... – натужно сплюнул под ноги, 
искривился и тут же улетучился...

			*  *  *
	С утра, после скромного завтрака, Серафим предложил Диане 
наконец-то сходить в лес. Говорили об этом ещё с вечера. 
Девушка с радостью приняла приглашение. 
      Она внутренне светилась и не отходила от Серафима ни на 
шаг. Новое чувство захватило её. Если раньше ей доставляло 
удовольствие повелевать мужчинами, упиваться тем, как они 
сохнут, гибнут от желания обладать ею. Теперь же ей захотелось 
самой преклоняться, ухаживать, страдать наконец. Чувствовать 
себя зависимой от предмета своей симпатии. В Серафиме она 
увидела мужчину другого, совсем не такого, с какими 
сталкивалась до сих пор. Кроме тонкого мироощущения, особого 
обаяния, доброты и нежности, в нём она видела сильного 
мужчину, способного постоять не только за себя. Главное, он 
относился к ней как личности, женщине, а не как к предмету 
телесной услады.
	Кокомба понял намерение молодых белых и, мотая 
отрицательно  головой, делая энергичные жесты руками, 
попытался их отговорить. В последнее время он украдкой, с 
плохо скрываемым любопытством, слишком часто заглядывался на 
Диану. В глазах у вождя проскакивал еле уловимый странный 
блеск. Серафим заметил эти изменения в поведении их 
темнокожего покровителя. Парень ощутил неприятный холодок 
возле сердца. Всё же решил, что ему показалось. Кроме того его 
стало посещать подзабытое чувство ревности. Вот и в лес 
захотелось сходить с Дианой, чтобы не видеть, как чёрные 
мужики на неё пялятся. На то, что и женщины её всегда 
приветствуют, Серафим внимания не обращал.
	Поход в лес задержал Чудик. Его уже давно подмывало 
поболтать со своей богиней. В данный момент он пытался из 
тонких прутьев смастерить нечто вроде сачка для ловли рыбы. 
Работа хоть и захватила его, но поделиться своими рыбацкими 
успехами он считал неотъемлемой обязанностью не только перед 
Дианой.
	- Ребятки! – окликнул он молодых, когда те уже 
направились в лес. -  Не торопитесь в это вместилище птиц и 
зверюшек, хвои и лиан, опасностей и сомнительных удовольствий 
- успеете... Послушайте лучше, пока не забыл, о моих 
приключениях морских. Я быстро. Вы ведь знаете, если я не 
выскажусь, могу взбеситься от неудовлетворённой страсти.
	Шут яростно зарычал и неистово замотал головой, 
демонстрируя, как он будет беситься. При этом движении 
особенно яростно заколыхался его мясистый нос. Влюблённые 
смешливо переглянулись, пожали плечами и подошли к отставному 
артисту. Хотя их мысли были уже далеко, но отказать себе в 
удовольствии послушать рыбацкую байку не могли.
	- Вчерась выбрались мы в море ловить рыбёшку, схожую на 
нашего карпа, когда ему повезёт и он выживет хотя бы год. 
Ловят её на хитрый костяной крючок или поддевают копьём. 
Иногда попадаются приличные, я вам скажу, экземплярчики! Эдак, 
кг на пять потянут. Так вот, прибыли мы на место, 
расположились редкой цепью, закинули крючки, приготовили копья 
и ждём... В лодке я был с моим новым другом Рабукой, серьёзным 
мужиком, из которого слабый смешок не вытянешь, не то что 
полноценный смех.
	- Так Вас на рыбалку берут помогать в работе или рыбу 
веселить, чтобы лучше ловилась? – не удержался уточнить 
Серафим, сверкая искорками в глазах и переглядываясь с Дианой.
	- Вот тут ты узрел в самый корень! – искренне обрадовался 
шут. – Рыбак, как вы понимаете, из меня мягко говоря грубо 
выражаясь – хреновый! А вот развеять скуку, поднять жизненный 
и рабочий тонус трудящихся я могу. И хотя по-русски они, 
бедолаги, ни гу-гу, я беру гримасами, умеренно приличными 
жестами, трюками, голосовыми выкрутасами и в этом роде. 
Особенно меня задевал этот Рабука: никак не мог его 
рассмешить. Бывало и трусы снимал... не до конца, на голове 
стоял, рожи строил, нос за ухо заворачивал, лаял по-собачьи! И 
ни в какую! И тут меня осенило... Надобно сморозить что-нибудь 
из ихней жизни. Так понятнее и веселее будет. Оно и вышло! 
Встал я на карачки в этой узкой лодочке, будь она не ладна, и 
завертел задом, как орангутанг перед случкой. Трусы, правда, 
лишь слегка опустил... Естественно, сопровождал трюк 
скороговоркой и зазывным, недвусмысленным подвыванием...
	В предчувствии назревающей кульминации в рассказе Чудика, 
его слушатели еле сдерживали смех. Но, чем всё закончилось, 
они и предположить не могли...
	- И тут, ребята, я промашку дал: не учёл, что у туземца 
слабовато с юмором. Не даром же он даже не улыбнулся, чертяка. 
Так вот, только я стал подвывать и вертеть задом, как этот 
непробиваемый истукан, снял свой набедренный листок и срамным 
окаянным отростком вознамерился ко мне пристроится! Я...
	Диана так прыснула, что от смеха слёзы покатились по 
щекам, а Серафим просто расхохотался.
	- Вам смешно... – обиженно искривился шут, - а я мог 
потерять невинность и опозориться на старости лет! Слава богу 
помогла моя реакция и цирковая тренированность. Не успел 
окаянный распутник в меня ткнуться, как я извернулся и... 
полетел в воду к рыбам. Как меня вытаскивали, учитывая что 
плавать я не умел с детства, а воды боюсь с пеленок... – это 
отдельное повествование. Так что соблюдайте технику 
безопасности везде, даже когда юморите! – закончил с довольной 
усмешкой шут и добавил. – А с Рабукой мы не поссорились и даже 
поймали двух рыбёшек во-о-т такой длины!	
	Как и положено настоящему рыбаку, шут пошире вытянул 
руки, демонстрируя длину пойманного экземпляра. Молодые 
подивились, поблагодарили Чудика за рассказ, ещё посмеялись и 
оживлённо переговариваясь направились в  лес...

	Это был удивительный лес! Казалось, природа собрала здесь 
многое из разных частей света. У самого подножья гор зеленела 
причудливая, непролазная, переплетённая лианами, тропическая 
чащоба. Подальше, вначале склона, проглядывались южные 
кипарисы, чинары, другие экзотические деревья. А вверх по 
склону колыхались на ветру знакомые листья дубов, грабов, даже 
клёнов. Сама вершина густо пестрела елями, соснами вперемешку 
с лиственными деревьями и высоким кустарником. Крупных зверей 
тут не водилось. Бегали по верхушкам какие-то длиннохвостые 
маленькие обезьянки, пролетали стайки радужных птичек, да 
мелькали испуганные глазки мелких грызунов, напоминающих то ли 
больших мышей, то ли маленьких крыс. Охотники добывали здесь в 
основном пернатых, наподобие диких индюков. Попадались и 
тетерева или что-то в этом роде. 
	В тропической части леса обитало много мелких надоедливых 
насекомых, поэтому Серафим с Дианой здесь не задержались и 
отправились вверх по склону. Шли протоптанной широкой тропой. 
Ещё в посёлке им пояснили: когда остров “тонет”, жители этим 
путём уходят на вершину. Эту своеобразную дорогу жизни они 
всегда поддерживали в порядке.
	Когда поднялись достаточно высоко, остановились на 
небольшой полянке и залюбовались открывшимся видом. Отсюда 
хорошо просматривалось блестевшее на солнце море и неутомимые 
чайки. Их крики будоражили, звали к горячему песку, ласковой 
волне... Влюблённые стояли, обнявшись и склонив головы друг к 
другу. Серафим так блаженствовал, что даже неприятное ощущение 
скрытой опасности, нахлынувшее, как только вошли в лес, 
улетучилось. Парень вдыхал причудливый букет ароматов, 
исходящих от девушки, и не мог надышаться. Неосознанно он 
коснулся губами её шеи. Она отозвалась трепетной дрожью. Диана  
слегка отклонилась, таинственно улыбнулась и прошептала:
	- Та заметил, какая у нас под ногами трава?
	- Просто ковёр какой-то! – поднял блестящие глаза 
Серафим.
	- Я немного устала. Давай-ка отдохнём вон там...
	Она указала на зелёный коврик, обрамлённый редким 
кустарником и усыпанный голубыми маленькими цветочками, 
напоминающими пролески.
      - Будто кто-то специально постелил для нас... 
	- Минуточку! – блеснул взглядом Серафим и направился к 
поляне сам.
      Он наклонился и аккуратно стал собирать букет. Понюхал 
его, остался доволен и заспешил к Диане. Девушка следила за 
действиями парня с восторженной улыбкой.
	- Прошу принять этот скромный подарок как знак нашей 
нежной дружбы! – подчёркнуто торжественно произнёс Серафим.
	- Как Вы милы! – в тон ответила девушка.
	Взяла букет, уткнулась в него всем лицом и с восторгом 
прошептала:
	- Божественные ароматы! Вы, мой друг, достойны награды!
      И она чуть прикоснулась губами к его щеке, обдав теплом 
дыхания и вызвав у Серафима внутренний трепет. Затем они, 
взявшись за руки, уселись на мягкую траву, которая вырастала 
из обычного лесного мха, что создавало ощущение естественного 
ковра. Где-то перекликались птички, что-то равномерно ухало и 
ахало. Серафим повернулся к Диане и утонул в её искрящихся 
глазах.
	- Как ты прекрасна! 
	Она легла на спину. С томной паволокой в глазах и игривой 
полуулыбкой протянула руки навстречу. Серафим склонился и 
бережно дотронулся пальцами до её коричневой от лёгкого загара 
щеки. Он проникновенно, с нарастающим восхищением любовался 
чертами лица Дианы, ощущая на своих плечах притяжение её рук, 
и нежно водил по изгибам маленького подбородка... И вдруг его 
пронзила бьющая наотмашь, хлёсткая как плеть мысль – такой же 
прекрасной она была и с другими мужчинами в “той” жизни! По 
лицу парня пробежала тень, и он резко отстранился. Сел, 
повернулся спиной и, обхватив колени руками, в отчаянии 
опустил голову.
	- Что с тобой? – вскрикнула Диана, поднялась и попыталась 
обнять Серафима.
	От его тела веяло холодом... 
	- Что ты молчишь? – упавшим голосом прошептала она.
	Диана не знала, что и подумать от такой резкой перемены в 
настроении своего друга. Серафим ещё ниже наклонил голову, 
собираясь с силами, и горестно выдавил из себя:
	- У тебя столько было мужчин... Ты их всех любила? – с 
пылающим лицом обернулся он. – Целовала, ласкала!...
	Диана сначала вздрогнула, как от удара, а потом 
облегчённо,  печально улыбнулась:
	- Та меня ревнуешь? Такой положительный, рассудительный и 
умный? Серафим...
	Девушка вдруг поникла, закрыла глаза ладонями и грустно 
проговорила:
	- Это моё прошлое... Я не хочу о нём вспоминать... Когда-
нибудь, если судьба оставит нас вместе, я расскажу о себе 
подробнее. А сейчас... Здесь, в этом райском месте, я не хочу, 
чтобы мы бередили то, что ушло... Неужели ты не заметил, как я 
изменилась. Да и имя у меня уже другое...
	Она говорила, а маленькие слезинки, вызванные 
воспоминаниями, предательски выкатывались из-под пальцев, 
собирались в струйки и капали на грудь. Прежнюю свою жизнь она 
давно пыталась не теребить, хотя былое нет-нет да и 
проскакивало в снах и навязчивых воспоминаниях... Они, 
воспоминания, резанули сейчас по сердцу и будто вылились 
липкой грязью на то светлое, трепетное, которое она испытывала 
минуту назад...
	“Ну и болван же я!” – вспыхнуло в голове у Серафима, 
когда до него стал доходить смысл слов Дианы, их горькая 
правда. Он развернулся,  обхватил её лицо руками и стал жадно 
целовать лоб, мокрые глаза, нос, губы...
	- Прости меня, я просто дурак безмозглый... Ревность в 
голову ударила... Прости...
	Жарко, неистово целуясь, они опустились на траву. Сквозь 
тонкую блузку, Серафим ощущал притягивающее тепло её тела, 
чувствовал его упругость и томную отзывчивость. Он падал в 
пропасть новых ощущений, отчего захватывало дыхание, в голове 
пекло, в глазах темнело. Сердце металось в груди, как маятник, 
да так интенсивно, так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит 
наружу!
	В Диане её прежняя страстность и сексуальность окрасились 
и наполнились новыми ощущениями и полетели туда же... в 
пропасть любви... Они, как путники после долгого пути и 
длительной жажды, добрались наконец до воды и с исступлением 
насыщались живительной влагой неги и ласки. Старались угадать 
каждое желание друг друга, каждое движение... Одежда уже давно 
лежала в стороне, а перстень на пальце Дианы таинственно 
мерцал.
      И когда порыв любви подошёл к своей высшей точке, когда 
Серафима уже переполняло предчувствие того неповторимого 
восторга, о котором мог только мечтать, а Демона уже издавала 
звуки, от которых мужчины сходят с ума, - раздался громовой 
крик!
      Будто удар дубинкой по голове и последующий ушат ледяной 
воды одновременно опустились и вылились на Серафима. Он резко 
развернулся, инстинктивно прикрыв Диану левой рукой, и гневно, 
забыв про страх, глянул на то, что оборвало и помешало 
счастливому мгновенью!... Перед ними с безумно выпученными 
глазами, с поднятым копьём в правой руке покачивался Кокомба!
      Вождь не стесняясь смотрел на обнажённых молодых людей и 
издавал гортанные, угрожающие звуки. В лице его проскакивала 
звериная свирепость и решительная неумолимость. Движения 
копьём подкрепляли его намерения. Он тыкал им в сторону 
Серафима, рокотал на своём языке и отчётливо показывал, чтобы 
парень убирался вон. Иначе...
      Невероятный, всепоглощающий гнев охватил Серафима - этот 
прохвост, негодяй! хочет отобрать у него любимую девушку, 
надругаться над ней, чтобы утолить свою скотскую прихоть!... 
Издав нечеловечески рык, который он и сам не ожидал в себе, 
Серафим мгновенно вскочил на ноги и опрометью кинулся на 
врага. 
      Вождь, естественно, успел метнуть копьё, но Серафимом уже 
владели звериные инстинкты. Предугадав движение противника, он 
ловко увернулся. Копьё впилось в землю и его древко задрожало 
как струна. А парень уже наносил удар в пах. Кокомба не ожидал 
такой прыти от белого, прихрамывающего человека, и вовремя не 
среагировал. От удара он издал глухой стон и согнулся пополам. 
По инерции, Серафим изо всей силы стукнул его кулаком по 
открывшемуся затылку. Утробно квакнув, вождь безжизненным 
бревном повалился под ноги парню. Всё произошло за секунды...
	Тяжело дыша, Серафим подошёл к копью, выдернул его и 
вдруг почувствовал усталость, как после тяжёлой работы. Он 
поднял глаза на Диану. Она прикрылась юбкой и с противоречивой 
гаммой чувств, отражающихся в глазах и мимике, смотрела на 
возлюбленного. Испуг, восторг, изумление менялись своеобразным 
калейдоскопом.
	- Какой ты молодец... А что он хотел? Меня... что ли... – 
неуверенно, со скрытым возмущением прошептала она.
	Серафим обернулся к начавшему шевелиться Кокомбе:
	- В том то и дело. И этому захотелось твоего... тела.
	В его голосе опять проскочила ревность и злость: как 
будто не было тех минут глубокого чувства, и вновь вернулись 
мысли о прошлом. Однако, он подошёл к девушке, опустился рядом 
с ней и задумчиво остановил взгляд на приходящем в себя вожде. 
Диана почувствовала настроение Серафима и грустно сказала:
	- Да, похоже, моя красота – это пожизненный крест, до 
старости... Неужели я в этом виновата?...	
	И опять Серафим понял, что напрасно обижает её. Красота – 
это харизма! Данная Богом. Другое дело, как ей 
распорядиться?... Но, ведь, Диана изменилась, а этот 
туземец... Серафим улыбнулся примирительно, обнял её и привлёк 
к себе.
	- Прости в который раз... Давай лучше оденемся и 
подумаем, что будем делать дальше. Боюсь, как говорят 
американцы, нас ждут серьёзные проблемы на этом острове.	
	- Смотри! Он встаёт! – вскрикнула Диана, поднялась и 
стала лихорадочно приводить себя в порядок. 
      Серафим последовал её примеру, потом взял копьё и подошёл 
к вождю. Тот помотал головой, освобождаясь от темени в глазах, 
сел, оглянулся и вдруг встал на колени перед Серафимом. Из 
глаз его потоком потекли слёзы, он наклонился и стал что-то 
горячо говорить жестикулируя руками.
      Несколько раз Кокомба указывал поочерёдно на Диану потом 
на Серафима и складывал крестом руки. После чего указывал на 
небо и поминал своего божка Замбо. Махая руками в разные 
стороны, постепенно прояснил свою мысль. Не хотел он убивать 
Серафима и забирать Диану, а лишь попугать копьём и 
предупредить о страшной трагедии, которая разыграется, если 
они соединятся вместе.
      - Бама-бама! – мотал вождь головой и в страхе вращал 
глазами. Он акцентировано указывал на себя, молодых людей, в 
сторону посёлка и резко поднимал руки кверху, как бы говоря: 
уйдём туда!
      - Ты поняла, что он хочет сказать? – повернулся Серафим к 
девушке, которая внимательно наблюдала за действиями Кокомбы.
      - Одно ясно: никого убивать он не хотел!
      - Да. И если бы мы... То все бы погибли... Все, и остров 
в том числе. Думаю, они как-то привязывают тебя к царице Клео. 
А она у них святая, неприкосновенная. Значит, и тебя нельзя 
трогать. Вот так-то! – Серафим даже улыбнулся от своих выводов 
и догадок.
      - Ты думаешь? – посветлела и расслабилась Диана. – Тогда 
не всё так плохо. Пусть будет по-ихнему... Мы подождём.... Не 
так ли?
      Парень по-доброму, с блеском в глазах, ответил:
      - Я всегда верил в лучшее. Часто оно наступает как 
результат долгого, терпеливого ожидания...
      Затем он снова обратился к притихшему вождю, который уже 
догадался, что его правильно поняли, и вымученно улыбался. 
Серафим протянул ему копьё:
      - Получи своё оружие. Пусть оно помогает вам добывать еду 
и никогда не убивать человека! 
      Миролюбивый, благожелательный тон подсказал Кокомбе, что 
с ним помирились и он, взяв копьё, приложил руку к сердцу и на 
русский манер низко поклонился. На его глазах блеснули 
слёзы...
      Обратно шли вместе, впереди вождь. Лес шумел монотонно, 
миролюбиво, навевая мысли о далёких родных местах.

Часть 4. Глава 6. Их не ждали...
Возврат к оглавлению