(новогодняя сказка для взрослых)

      Чем  меньше времени оставалось до Нового года, 
тем Фома больше беспокоился, вернее, волновался. 
Будто ничего особенного не должно было произойти: 
ну, сходят с дружком Сидором в новый ночной клуб, с 
многообещающим названием “Наш плейбой”; ну, попьют 
колу, поглазеют на стриптизёрш, побалуются в 
рулетку...  если деньжата останутся. Такие походы 
совершали не раз в другие “навороченные” места.
      А сейчас что-то давило, вернее, нудно щекотало 
за шиворотом и отдавалось в нижней части спины. “С 
чего бы это?” - мелькало у начинающего менеджера по 
уборочным и чистящим работам (проще – старшего 
дворника) популярной торговой сети: “Возьми сам!”
      Фома имел устоявшийся молодёжный менталитет: 
пил пиво, ел чипсы, качался в тренажёрном зале, 
волочился за разбитными девчатами, в меру юморил и 
прикалывался. Родители Фомы вели “базарный” образ 
жизни, торгуя на местном рынке ”подержанным” луком, 
закупаемом на соседнем колхозном рынке. Изредка 
справлялись о делах своего чада, стараясь особо не 
третировать его самостоятельность.
      В тот день было особенно грязно на тротуаре, 
примыкающем  к “Плейбою”. Дело в том, что ЖЭКовские 
работники после дождя проводили поблизости уборку 
территории с трактором типа “Петушок белорусский” 
(в него, вернее, в тракторную тележку, грузили 
мусор). За час до открытия увеселительного 
заведения “очистительный” процесс закончился и 
“тракторная процессия”, освобождая колёса от грязи, 
проследовала по упоминаемому выше тротуару... 
Обычная ситуация. Народ, однако, не воспринимал 
“юмора” и шарахался, матерился, перепрыгивая через 
грязевые глыбы.
      Грязь не подпортила настроение  дружкам, хотя 
пришлось поупражняться в прыжках в сторону. Но... 
клуб уже зазывно сиял, гудел и пестрел наряженной и 
напомаженной разновозрастной толпой у дверей.
      Этот диджей Фоме приглянулся сразу, поскольку 
изображал из себя царя... Гороха! А сказки парень 
любил, вернее,  стал любить на днях, прочитав 
фэнтези сверхпопулярной семейной пары про 
влюбчивого мальчика-ёжика и неуступчивую девочку-
ежиху.
      Друзья тянули коктейль и поглядывали в сторону 
сцены, на которой буйствовал “царь”. В одиночку он 
“отрывался” недолго и под овации заряженной публики 
вызвал на обозрение свою “доченьку” – принцессу 
Алину-безотказную.  Девушка действительно ни в чём 
никому (себе в том числе) не отказывала. Одета была 
пышно, намакияжена обильно, улыбалась во всю ширь 
великоватого, но безупречно белозубого рта, 
создавая образ скорее купеческой, чем царской 
дочки. 
	Первым возмутился Сидор:
	- Чё это она разоделась? Показала бы чё-
нибудь...
	- И то так... – сделав солидный глоток, пожал 
плечами Фома и высказал предположение. – Наверное, 
оголение будет позднее.
	- Бум ждать... – согласился друг.
	Тем временем Горох продолжил накалять и так 
уже разогретую атмосферу:
	- Объявляется царский конкурс на шустрость и 
смекалку! 
	Молодёжь нетерпеливо зароптала и замычала, как 
стадо бычков, впервые увидевших особь 
противоположного пола. 
	В этот критический момент ребята слегка 
отвлеклись: худущая, местами бордовая девчушка с 
причёской, напоминающий ощипанный конский хвост, 
фамильярно приобняла дружков и нагло всунула между 
ними своё сплющенное личико, пахнув противоречивыми 
запахами:
	- Есть дешёвый косячок...
	- Давай, - не отрываясь от сцены, выпалил 
Сидор: Фома вообще не среагировал на худущую.
	Когда Горох менторским тоном начал пояснять 
суть конкурса, ребята уже потягивали тоненькие 
сигаретки, укутываясь сладким дымком. Их глазки 
заблестели, а на лицах поселились улыбки начинающих 
идиотов.
	- ...нужно раздеть Алиночку. Кто сделает это 
быстрее, тот получит в награду... Вот о награде – 
позже! – блистал довольством и скудным остроумием 
Горох-диджей.
	Слово “раздеть” подействовало на Фому 
магически! Он почему-то оттолкнул пошатывающегося 
дружка и азартно кинулся к сцене, опережая ещё 
нескольких “добровольцев-охотников”. 
	- Фомка! Ты куда? А я... – поник Сидор и 
проникновенно затянулся.
	А Фомка уже вскочил на сцену и, не 
представляясь, уцепился за роскошные оборки платья. 
Пока Горох с открытым ртом соображал и осмысливал 
ситуацию, парень сноровисто приступил к “оголению 
царственной особы”. Народ, поддавшись эротичной 
интриге (что будет дальше?...), как по команде 
придвинулся к сцене и дружно засопел в 
нетерпении...
	Когда добрался до нижнего белья, вернее 
тесёмочки в районе чуть ниже шаловливого пупочка... 
В голове взорвалось и рассыпалось на светящиеся 
осколки. Затем под уплывающий, возмущённый мужской 
крик, Фома стал погружаться в пустоту...

	Очнулся от настырного дёргания за шиворот. В 
ноздри упрямо вползал запах плавящегося воска и 
терпкого дыма.
	- Ага! Окаянный, очухался!
	Послышался злорадный старческий голос, и что-
то акцентировано стукнуло. Фома потряс головой и 
попытался сосредоточиться, проясняя туман в глазах. 
Первое, что различил – кресло, отдалённо 
напоминающее трон, а в нём царя! На высокое 
происхождение указывала корона (слегка гнутая), 
кафтан, расшитый жёлтыми узорами, ехидная ухмылка и 
булава, которой старикашка в такт словам бухал о 
полированный пол.
	За троном с невозмутимыми лицами и блестящими 
секирами стояли стрельцы, а сбоку - мужчина в 
длинном кафтане, на который спадала пышная борода. 
Бородач постоянно наклонялся к царю и что-то 
нашёптывал. Тронный зал был уставлен свечами, 
которые чадили, плавились, создавая въедливый 
смрад.
	Второе, что осознал Фома, - силу упитанных 
кавалеристов в форме вояк петровских времён. 
Молодцы крепко держали парня под руки и 
периодически тормошили за шиворот. Фома чуть шею не 
свихнул, рассматривая этих “благодетелей”!
	- Как ты посмел прикоснуться к святой 
невинности самой принцессы! – перестав 
злорадствовать, вознегодовал царь. При этом он 
облизывал губы и часто моргал невзрачными глазками. 
– Дочь самого царя Гороха в блуд ввести 
вознамерился, а? – открыв беззубый рот, прошёлся 
царь гневным взором по своим служакам. Те закивали 
горестно и завздыхали тягостно.
	“Фу ты, чёрт! – подумал с тоской Фома. - В 
наше время, когда наука так далеко шагнула, 
перепрыгнуть на пару веков назад стало плёвым 
делом. Это же надо – к настоящему Гороху попал! И, 
похоже, принцессу лишил... там, на сцене?... Эх, 
Сидор! Решили же больше травкой не баловаться. А 
теперь...”
	- Ты хучь осознал провину и грех свой?
	У Фомы ещё не закончился переходный период, 
стопор по-прежнему сидел в шейной части, и он 
отрицательно мотнул головой. Царь икнул от такой 
наглости, выпучил наливающиеся глазёнки и завопил, 
опасно махнув булавой перед носом воеводы:
	- На кол, проказника!
	Молодцы крепче сжали локти Фомы, стукнули 
коленками по его бокам, и озадаченно громыхнули 
царю:
	- Ваша светлость! Палача надо бы сыскать... У 
него кол...
	Царь грозно развернулся к бородатому:
	- Воевода Тычкин! В твоём ведении палач и его 
причиндалы?
	Тычкин побледнел, выпрямился и неожиданно 
громко рявкнул, даже царь вздрогнул:
	- Счас отыщем, ваша светлость! – потом 
наклонился к царю, хитро прищурился и вкрадчиво, 
кося левым глазом, проговорил в нос:
	- Зачем спешить с колом... Ваша светлость. Вы 
третий день в тоске. Оно и понятно: тяжко отцу 
узнать, что дочь единственную совращают всякие... 
Дык пусть рассмешит Вас, проказник. А ежели не 
справится – тогда на кол...
	Царь выгнул хилую грудь, откашлялся:
	- Верный совет речёшь, воевода. Даём пройдохе 
шанс – пущай меня рассмешит, а? – царь вновь окинул 
взором своё окружение. Те одобрительно, пряча 
глаза, закивали.
	Пока шло царское обсуждение, Фома воспрянул 
духом! Он прочнее стал на ноги, повертелся, 
ослабляя хватку молодцев, и уже увереннее изрёк:
	- Дозвольте, царь, уважаемый Горох, 
приступить.
	- Зачинай! – величественно вытянулся царь.
	У Фомы вихрем пронеслись все “приколы”, 
которыми баловались с Сидором ещё в школе. “Чеснок, 
кнопки, мелки... ёжики... Ёж?...”
	- Велите подать ежа! – совсем осмелел Фома.
	- Эт с какой стати? – опешил Горох.
	- Ну... попробую сесть... голой задницей. 
Очень даже  забавно...
	- Что-о-о! – позеленел царь левой щекой. – 
Пугать ежа голой задницей! На кол, хама! Где 
палач?... Тычкин!
	- Ищем, работаем... – побледнел и испуганно 
затараторил воевода.
	Фома куснул верхнюю губу и попытался вернуть 
инициативу:
	- Государь! Могу служить Вашей светлости в 
качестве любого предмета, например: стула, 
подстилки, будильника... Очень смешно и прикольно!
	Царь округлил левый глаз и завертел пальцем в 
левом ухе, мотая головой: 
	- Чё там он про колы мусолит? Не разобрал!
	Воевода моргнул оком и нашёлся:
	- Э-э... Смешно, проказнику, будет, когда на 
при кол посадят!
	- Так на кол! – возопил Горох. – Где палач?
	У Фомы качнулось перед глазами, но успел 
выкрикнуть:
	- Тогда дозвольте глупость сморозить! 
	Горох остепенился, поместил булаву между ног:
	- Морозь...
	- Решил я как-то сосватать Бритни Спирс. Дело 
было...
	- Что за баба? – повернулся царь к Тычкину.
	- Э-э-э... – забегал глазами воевода, - 
завлекательно поёт, разоблачается и зело хороша!
	- И ту совращать вздумал, проказник... На 
кол!...
	Фома стал подрагивать... Его попытки 
рассмешить явно натыкались на беспробудную тупость 
и полное отсутствие, даже намёка, на юмор у царской 
особы. Как ни изворачивался, что только ни 
придумывал Фома, царь только свирепел.
	По ходу “светской беседы”, нашли палача, 
детину под два метра ростом с припухшей небритой 
физиономией. Сопровождаемый стражниками, он 
степенно, с достоинством вошёл в тронный зал. В 
левой руке держал балахон с прорезями, а в правой – 
деревянный обрубок на треноге. Неожиданно резко 
палач рухнул на колени и с ходу уткнулся лбом в 
пол. Прикосновение получилось таким ощутимым, что 
эхом отразилось в углах и заставило задрожать даже 
невозмутимых стрельцов! Палач же преданно вытянул 
шею и забасил:
	- Не извольте гневаться, Ваша светлость, 
дозвольте начинать? 
	Царь приподнялся и стал всматриваться в 
обрубок...
	- Эт чё? Кол, чё ли?
	- Он самый, Ваша светлость, - засветился 
наивностью палач.
	- На ём же сидеть можно! Оно ж тупое, как моя 
жизнь! Тычкин! Почему орудие возмездия в таком 
негодном для употребления состоянии? Накажу за 
раз...гильдяйство, мать вашу... – царь 
перекрестился и сплюнул под трон, а воевода опять 
затараторил:
	- Прикажите заточить, заострить, заполировать!
	И тут, бестактно обрывая начальство, вновь 
загудел палач:
	- Ваша светлость! Я на энтот кол любого усажу 
и проткну: силушкой Господь не обидел... – палач 
утробно хохотнул, подбородком оголил правую руку и 
резко согнул её в локте, демонстрируя бицепс. При 
этом продолжал цепко держать “орудие возмездия”.
	Мышечный бугор подействовал на царя 
убедительно. Он облизнулся и вытянул руку с 
булавой:
	- Ежели так... Начинай.
	Палач сноровистым рывком принял вертикальное 
положение. Затем размеренно, любовно, выставил кол 
в центре зала, деловито смазал его чем-то жёлтым и 
кивнул молодцам. Те проворно подтащили очумевшего 
парня. Палач надел на себя балахон и 
натренированным движением схватил жертву за талию. 
Поднял “проказника” высоко  и... как ни пытался  
умостить Фому на обрубок-кол, тот соскальзывал   
мимо... Вот уже начали помогать молодцы-
кавалеристы, потом подключились стрельцы. И Тычкин, 
бегая кругами, пытался направлять... Но Фома упрямо 
уходил в сторону. Все так увлеклись, что перепутали 
Фому и уже почти умостили на кол самого воеводу!...
      Чем бы всё кончилось - неизвестно, но раздался 
хохот... Потом перестук ногами, с ритмичным битьём 
булавы о пол и хаотичным - головы о спинку трона. 
Горох корчился, хватался за живот, уже дрыгал 
ногами и собирался переместиться на пол!
	Царские подданные оставили Фому, на секунду 
оторопели, туго соображая, а потом дружным воем, 
переходящим в гусиный гогот, поддержали 
самодержца...

	Очнулся Фома на сцене: полуголая Алина, 
безумно сверкая очами, в исступлении стягивала 
остатки одежды... с парня! Застряла на “семейных 
плавках”. Она впилась маникюрными ногтями в ягодицу 
Фомы и с остервенением тянула вниз неподдающуюся 
интимную вещицу. Парень мычал, изгибался ужом в 
руках раззадорившейся “дочки”, а вокруг осатанело 
ревела толпа! Горох-диджей, переходя со смеха на 
плаксивый лепет, делал знаки в сторону кулис. 
Оттуда выглядывали встревоженные лица, о чём-то 
совещались, готовили носилки и звонили в милицию. А 
Сидор с прозрачными, жабьими глазами настырно лез 
по головам,  пытаясь пробиться к другу... 

29.11.09 года.