Снова собрались в блоке “раздумий”.  Не было Лайлы. Она 
выразила желание поспать после обеда. При этом девушка 
выглядела одухотворённой, но уставшей, очевидно от того, что 
всё утро они провели с Алексеем на “своей”  лесной поляне... 
Парень, в отличие от девушки, казался озабоченным, заметно 
потерянным.
	Христя закрыл глаза и выпятил бороду. При этом он плавно 
раскачивался с шезлонгом, а Виталик поглядывал не него и 
кривил рот в ехидной ухмылке. На море наблюдался слабый шторм: 
ветер дул сильнее, волны хохлились барашками и морские запахи 
усиливались.
	Виталик нетерпеливо заёрзал в кресле и будто невзначай  
обронил:
	- Мне удалось кое-что разузнать об “отрешённых”...
	Христя даже подскочил в кресле и широко раскрыл рот, а 
Алексей выпалил:
	- Откуда сведения?
	- Выужены с помощью умно поставленных вопросов у 
непробиваемого Росвезара. 
	Виталик значительно усмехнулся и победно осмотрел друзей, 
наслаждаясь произведенным эффектом. 
	- Ну, и... – нетерпеливо подался вперёд Алексей.
	Виталик выдерживал паузу, заставив возмутиться Лопуха:
	- Чё ты тянешь, как дохлая кляча разбитую телегу – 
выдавай!
	Спирит надул губы:
	- А ты не кипятись. Сам же говорил, спешка нужна, когда 
до туалета далеко. У нас всё под боком... - Виталик, видя, что 
и Алексей уже нахмурился и недобро побледнел, приступил к 
главному. - Так вот, “отрешённые” – это вроде наших 
диссидентов или раскольников, если о вере: люди, которые 
выступили против... скажем так, существующих в преддверии 
Краха порядков и политики властей. Наши диссиденты уезжали в 
Израиль, на Запад. Эти же спустились под землю. Отсюда и 
проводили свою подрывную деятельность.
	- Подрывную? – переспросил Алексей.
	- Это я так думаю. Может, как вариант, этот комрай есть 
своеобразная ссылка политически неблагонадёжных людей.
	- Загибаешь, патлатый. В двадцать пятом веке политические 
ссыльные? Что-то у тебя с логикой...
	- Ну, бог с ним, - загорячился Алексей, - что ещё?
	- Всё.
	- Темнишь ты что-то, - усомнился Христя. – То с золотом 
нам уши лапшой увешивал, теперя... Кстати, так где ты монетные 
россыпи узрел? Расколешься, наконец-то?
	Виталик криво ухмыльнулся  и в свою очередь начал 
наступление:
	- Дорогой наш Лопух... Расскажи-ка, где ты вчера после 
отбоя пропадал с Росвезаром? Отчего возле твоего номера острым 
бьёт в нос и отдаёт твоим любимым луком несносно?
	Перепалка друзей насторожила Алексея: её будто ироничный 
тон, которым обычно пререкались дружки, в этот раз казался не 
безобидным. Удивительно, но последний вопрос застал Христю 
врасплох. Он засуетился, стал нервно качаться в шезлонге и 
подёргивать левый ус. А Спирит продолжал ехидничать. Наконец, 
Христя стал оправдываться. Выяснилось, что он сумел 
договориться с роботом пройтись по продуктовым складам. Как 
ему это удалось, учитывая непробиваемость дежурного, осталось 
невыясненным: художник явно увиливал от прямого ответа.  Но 
результат  оказался более чем хорош: Христя полакомился 
овощами, в том числе и обычным луком.
	- А сало? – выразительно выпучил глаза Виталик.
	Христя уже почувствовал себя “на коне” и в свою очередь 
стал наседать:
	- Много хочешь знать. Ты, вон, про “отрешённых”... не 
шибко распространяешься. Информация, тем более о пропитании 
нашем, ценится дорого. Короче, гони монету, поделюсь...
	Художник погладил бороду и важно разлёгся на кресле, 
облизывая губы. Виталик растерянно вытянул лицо: не ожидал от 
друга такой деловитости. 
      От этой перепалки Алексей почувствовал, как в затылке 
сдавливает свинцом, а в глазах собираются чёрные точки. Где-то 
в лобной части нарастало раздражение и озлобленность - сначала 
золотые  монеты, неизвестно откуда взявшиеся; теперь лук, 
сало... И каждый тянет на себя, что-то скрывает... В 
затуманившемся мозгу всплыло тело Лайлы, именно тело, а не 
лицо или глаза... От озноба,  пробежавшего коликами по телу, 
он передёрнулся. В своих ощущениях разобраться не мог. 
Наслаждение от близости с девушкой он не помнил абсолютно. Всё 
прошло, как тягостная иллюзия, туман, мираж...  От этих 
воспоминаний он только наполнился подспудным раздражением и 
злобой. Гневно глянул на дружков, порывисто встал и, не 
оборачиваясь, выбежал из блока. Друзья проводили его 
недоумёнными, скорее, ехидными взглядами.
      Виталик глубоко вздохнул и заговорщицки подмигнул Христе:
      - Оставим на время твой лук. Ты знаешь, что наша парочка 
уже имела опыт совокупления? Пока мы с тобой спорим по 
мелочам, Алёша решился заняться разрешением демографической 
проблемы здешнего места обитания, и стать, так сказать,  своим 
человеком. А мы как? Не способные что ли? Что скажешь?...
      Лопух стал делать жевательные движения пустым ртом, 
вращать глазами и сжимать ладони в кулаки. Нахмурив лоб, 
пропыхтел:
      - Баба, вообще-то, хороша. Учитывая дефицит  женского 
населения, мог бы конечно и поделиться. Тут ты прав. В таких 
ситуациях не до высокой морали. А Алёша наш Попович 
вознамерился самостоятельно побалдеть, заработать очки перед 
неандертальцами, а нас в сторону, чё ли?
      - Похоже, так... – поддакнул Виталик. – Надо над этим 
моментом поразмыслить...
      Его глаза наполнились холодом, затянулись туманной 
поволокой. На время, показалось, дружки снова были вместе.
      А шторм на море утихал. Волны уже лениво накатывались на 
берег и, шурша, тянули за собой песок, камешки, ракушки, 
водоросли...
      
      				*  *  *
      Лайлы на месте не оказалось. Но робот, как всегда был под 
рукой. От него и узнал, что девушка ушла позагорать в 
“пляжный”  блок. Росвезар, оставаясь невозмутимым, в этот раз 
показался Алексею каким-то хитроватым. Откуда взялось такое 
ощущение? Глаза робота ничуть не изменились: такие же 
невыразительные, пустые до прозрачности. Но внешний вид, 
походка... Отбросив тревожные ощущения, Алексей поспешил к 
Лайле.
	Девушка сидела совершенно голая на сером песке и 
задумчиво смотрела в морскую даль. Ветер пушил её волосы, и 
вся она казалась воздушной, прозрачной. Вдали мелькали чайки, 
играясь, прыгали из воды дельфины, и всё было как настоящее, 
не бутафорское, даже солнце, которого не было видно. 
	Алексей на миг задержался и невольно залюбовался. Но 
только на мгновенье: по телу пробежала дрожь, и опять 
нахлынуло острое желание. Он лихорадочно разделся, отбросил 
одежду и, утопая ступнями в песке, заторопился. Лайла ничего 
не слышала и не выдела полностью погружённая в свои мысли.
	Он присел рядом, обнял и поцеловал её в щёку.  Девушка 
вздрогнула, однако не удивилась и, счастливо улыбнувшись, 
потянулась к нему:
	- Ты мне будешь, как отец? 
	- Мы же договорились...
	- У нас будут дети?
	- Очень много, сколько захочешь... – возбуждённо шептал 
Алексей,  вынуждая её лечь. Дрожь в теле нарастала, дыхание 
сбивалось, а по спине катилась волна жара.
	Посторонний, но очень знакомый голос, прозвучал 
неестественным грохотом: будто ударили в ржавое ведро, а потом 
им, ведром, по голове. Алексей встрепенулся, приподнялся на 
локтях над девушкой и повернул голову – в нескольких метрах 
стояли Христя и Виталик...
       Художник укоризненно, с подчёркнутой иронией смотрел на 
голую парочку, занявшую характерную позу, и громыхал поверх 
бороды:
	- Дорогой мой, Алёша Попович, при коммунизме, как 
известно, все и вся должны быль общими. В том числе, и 
женщины. Неужто подзабыл. Ты уже не впервой получаешь кайф. 
Пора бы и с дружбанами поделиться. Как считаешь?
	Такой наглой бесцеремонности он мог ожидать от кого 
угодно, но не от Христи и тем более Виталика. Непонимание в 
глазах Алексея и замешательство сменилось гневом! Он ничего не 
понимал: что произошло? Может друзей подменили? Или они всегда 
были такими, просто новые обстоятельства вывернули наизнанку 
их низменную сущность? Поток мыслей проскочил в голове, 
заставил встать и взяться за одежду: он пока ничего не 
отвечал.
	К “душевной” беседе подключился и Виталик. Он 
недвусмысленно начал снимать брюки:
	- В нашем комрае социальная справедливость должна 
получить полное воплощение. Иначе опять скатимся к 
капитализму, а тогда придётся усиленно работать, добывать и 
пищу, и женщин...
	Поднялась и Лайла. Она тоже ничего не понимала. Накинула 
на себя пиджак, прикрылась его полами, и поочерёдно стала 
переводить взгляд с дружков на Алексея и - наоборот. На лице 
её замерла неуверенная улыбка. И вдруг она рассмеялась!
	Христя, который тоже начал раздеваться – снимал рубашку – 
округлил свои выразительные глаза, в которых отобразился немой 
вопрос: к чему бы это?
	Задержался в движении и Виталик, а Алексей смотрел на 
веселящуюся Лайлу, какой  её ещё  никогда не видел, и 
испытывал  облегчение: будто скинул с плеч пудовый мешок. Но 
терпкая горечь застряла в горле и кольнула в сердце.
	- Будем считать инцидент исчерпанным? Большевики 
недобитые, - говорил он ровно, преодолевая сухость во рту и 
сдерживая раздражение, так и норовившее перерасти в ярость.
	Ребята переглянулись, пожали плечами и стали одеваться. 
При этом Христя поводил бородой и выдавил из себя, как из 
тюбика, с застывшей зубной пастой:
	- Ну, ты не обольщайся... Женский смех в момент 
эротического подъёма на меня действует угнетающе. Но...
	- Но вопрос с повестки дня не снят. Мужикам нужна 
разрядка. Тут хоть смейся, хоть плач, - закончил реплику 
Виталик.
	Алексей опять почувствовал жар в теле, свинец в затылке и 
не нашёлся, что ответить...
	Он подошёл к Лайле, которая по-прежнему хитро улыбалась, 
и протянул к ней руку. Подул резкий ветер и обдал их вихрем 
песка. Свет потускнел, и стало темнеть...

					*  *  *
	Обедали в напряжённом молчании. Лайла поблескивала 
глазами и скрывала улыбку. По “столовой” разносились чмокающие 
звуки, к которым уже привыкли (поначалу они вызывали смех). 
Алексей пытался отвлечься от раздражения, которое поселилось 
внутри и давило, как инородный предмет, жгло, как заноза в 
пальце. Тягостное настроение усиливал вид Лайлы, которая 
совершенно не показывала, что огорчена “пляжным” конфликтом. 
Скорее, наоборот. 
	Первым закончил обеденную процедуру Виталик. Он 
аккуратно, неторопливо отложил в сторону питательную трубку и, 
не поднимая глаз, суетливо покинул зал. Сразу же за ним, 
мотнув бородой, поспешил и Христя. Алексей только водил за 
ними глазами, в которых проскакивал огонёк нарастающего 
недоумения и злобы. Но когда и Лайла, шаловливо опустив глаза, 
практически выбежала из столовой, - Алексей выронил изо рта 
трубку и укрылся потом... Внутри запекло так нестерпимо, что 
захотелось пить. Выручил Росвезар. Он будто услышал желание 
парня и вырос перед столом с пакетом, на котором была 
нарисована крупная капля воды.
	- Что происходит? – механически спросил Алексей, отпив 
солидный глоток. – Куда они ушли? Я уже ни при чём, что ли?...
	- Каждый объект свободен в своих действиях и отношениях в 
рамках существующих ограничений, - холодно начал 
инструктировать робот. – Основное ограничение: не допускается 
разрушать рабочее пространство и оборудование. Мелких 
ограничений много. Перечислить?
	- Заумно ты говоришь, родной, - криво усмехнулся Алексей. 
– А на мозги, на душу есть ограничения?
	Робот заморгал глазами, выпрямился и слегка поморщился:
	- Память не может иметь ограничений: чем больше, тем 
лучше, - отчеканил он. – Душа – понятие нематериальное, плохо 
формализуемое и в рассмотрение не берётся. Но я ещё пороюсь в 
справочниках...
	- Душа не берётся в рассмотрение?... – задумался парень и 
заторопился. – А в справочниках поройся! – крикнул он, выбегая 
из зала. 
      И тут же вернулся. Робот деловито и чётко работал, наводя 
порядок.
      - Где они? – крикнул из двери.
      - Блок номер пять: вечерние звёзды, - не оборачиваясь, 
выдал Росвезар.
      Лицо Алексея потемнело. Он сжал зубы и побежал искать 
этот блок. Нашёл быстро, будто кто вёл сюда. Дверь легко 
поддалась, но за ней никого не было. В самом блоке ничего 
“вечернего” не проглядывалось: обычный аппаратный зал, 
напичканный техникой.
      - Ничего не понимаю...  Неужели робот ошибся? – 
растерянно пролепетал Алексей. – Где их искать?
      Смех, который мог принадлежать только Лайле, остановил 
его. В самом конце зала он разглядел дверь. Она казалась 
незаметной на фоне гофрированных металлических стен. У него 
заныло сердце и заломило в висках. Застонав раненым зверем, 
стремительно пошёл к двери. 
      То, что увидел, ошеломило, повергло в шок – даже в глазах 
потемнело: на скамеечке, за которой зеленел куст кипариса, а 
над ним, в тёмной выси, мигали точки звёзд, сидел Христя. На 
его коленях - оголённая Лайла.  Девушка прижималась своей 
ослепительно белой грудью к художнику и что-то шептала ему на 
ухо. Лопух водил бородой по тёмному соску и мурлыкал, как 
котёнок. На обоих оставались только брюки.
      У Алексея покоробило во рту так, что не мог пошевелить 
языком. Пока он пытался прийти в себя, Лайла обернулась, 
округлила глазки и пылко сказала:
      - А мы развлекаемся при звёздах. Здесь не хуже, чем на 
поляне. Травы, правда, нет... – обиженно сморщила она лобик.
      Христя оторвался от девичьей груди и проворковал:
      - Какое блаженство эти женские титьки, скушал бы без 
перца!... Кстати, нехорошо мешать в такой ответственный 
интимный момент, дорогой Алёша. Может, ты оставишь нас?
      Последние слова будто вышибли клин из горла Алексея, и он 
прорычал, обращаясь к Лайле:
      - Как ты могла? У нас ведь... Ты же моя женщина! Я думал 
ты...
      Лайла сделала непонимающие глазки:
      - Я не правильно делаю? Ты мне нравишься очень, но Христя 
и Виталик такие добрые, ласковые. Я не могу их обидеть.
      Глаза её блеснули влажной плёнкой, и Алексею показалось, 
что она не совсем в себе. Что-то в её интонации, замедленном 
движении головы было неестественным. “Опоили чем-то, сволочи!” 
– сверкнула разрядом мысль. Голова налилась жаром, и где-то в 
самой середине засуетился крот. Алексей прокричал, будто его 
могли не услышать:
      - Ведь ты, Христя, был моим другом! И предал меня? Она 
наивна, непосредственна. Девушка из каменного века. Но ты-
то!...
      - А что я, - художник нехотя опустил на пол девушку и 
горящими глазами, не мигая, уставился на Алексея. – Чё ты 
взбеленился? Чё те не нравится? Я как мужчина свободен в своих 
действиях и выбираю, в частности, ту бабу, которая мне 
приглянулась. Такой закон!
      - Что за закон такой?
      - Свободного перемещения и спонтанного действия объектов, 
уважаемый! Слушать надо Росвезара и уважать здешние порядки. 
Эт тебе не двадцать первый век, а, слава богу... – художник 
осёкся и неожиданно сник.
      Алексей резко обернулся - Лайла тихо всхлипывала, пытаясь 
одеть пиджак...

Часть 3. Глава 4.
Возврат к оглавлению