Настроение, как известно, задаётся после сна. Проснулся 
Иван Порфирьевич утром и остро почувствовал – что-то не так!... 
“Где не так, отчего не так?” – засуетилась в мозгу тревожная 
мысль. Глянул на спящую жену, на окно, за которым заметно 
светлело на фоне мрачных облаков. Прислушался к себе... Сердце 
стучало спокойно, ровно - даже слишком ровно, привычно готовясь 
к трудовому дню. Глубоко вздохнул, в груди кольнуло и вдруг... 
вспомнил.
	Работал Иван Порфирьевич авто-слесарем в коммерческом 
технопарке. Добирался к месту работы, в отличие от многих, пешим 
ходом. И вот с понедельника возле перекрёстка, единственного, 
который он преодолевал, его внимание привлекла старушка-нищенка. 
Она, согбенная, стояла на коленях на чистенькой цветастой 
подстилке и собирала милостыню. Расположилась на затоптанном 
газоне возле старого тополя. Дерево чудом уцелело, после того 
как в этом людном месте построили ряд магазинчиков, снёсши всё, 
что мешало. Тополь важно раскачивался под ветром и зазывно 
шелестел листьями, будто приглашал прохожих помочь несчастной 
женщине. Однако жестяная баночка из-под прибалтийских шпротов 
чернела у её колен пустотой и опасно подрагивала от 
прикосновений непоседливого ветерка. Лицо старушки было 
отрешённо торжественным. Она, не прерываясь, осеняла себя 
крестным знамением, отвешивала глубокие поклоны в сторону 
проходивших мимо людей, что-то шептала и, казалось, ощущала себя 
не на шумном перекрёстке, а перед иконостасом в церкви. 
	Такой оригинальный способ просить подаяние, особенное 
выражение лица нищенки не могли не привлечь внимание людей. 
Но... они, такие разные: озабоченные и весёлые, вялые и 
энергичные, в одиночку и группами - проходили мимо, будто не 
замечая щуплую старушку. Иван Порфирьевич глянул мельком на 
оригиналку, и почему-то ускорил шаг. Когда уже прошёл 
перекрёсток, ещё раз оглянулся и заторопился на работу. Так 
повторялось до самых выходных. Он даже стал привыкать к нищенке, 
как постоянной достопримечательности на этом перекрёстке. У него  
появился своеобразный спортивный интерес: проходя мимо, он 
незаметно заглядывал в баночку, ожидая, когда же в ней хоть что-
нибудь появится. Но там было пусто! “Может, перекладывает в 
кошелёк? – как-то мелькнула мысль. – Не может такого быть, чтобы 
никто не подал! Да и я... Зарплату вот получу... скоро...” – 
успокоительно сверкнуло в голове и тут же стыдливо угасло.
	Со следующего понедельника бабушка исчезла! 
      Иван Порфирьевич даже опешил. Он остановился возле тополя, 
изогнул брови дугой, покривил губы, не торопясь, несколько раз  
обошёл его кругом...  Дерево показалось грустным, даже с налётом 
тоски: ветки уныло обвисли, листья скукожились, а ствол почернел 
и кряхтел под ветром натужно, тягостно... “Засыхает старик...”, 
- с неожиданной горечью подумал Иван Порфирьевич и машинально 
полез в карман. Достал несколько смятых денежных знаков. 
Внимательно их рассмотрел, с недоумением пожал плечами и, зажав 
деньги в ладони, поплёлся на работу. Мимо проскакивали люди, 
самые разные: молодые и старые, свежие и помятые, успешные и не 
очень. Гудели, пыхтели, дымили автомобили на асфальтированной 
дороге. Где-то ритмично долбила рок-музыка... Настроение тополя 
будто передалось Ивану Порфирьевичу, и он вдруг ясно ощутил 
ничтожность, приземлённость своего существования, мелочность 
забот и надежд. А что-то важное, значительное прошло мимо и уже 
не уловить его, не остановить и не почувствовать...

16.07.08 года.

Возврат к оглавлению цикла