Наверное, переживания, а, может, что ещё, но родила Нас-
тя преждевременно...
Крепкий организм легко перенёс испытание, да и
повитуха хуторская, баба Параска, своё дело знала, так что
мальчик родился без отклонений, хотя и маленьким. Назвали
Тарасом. Рост и вес он набирал быстро. Настя со Станиславом
радовались и, казалось, стали ещё ближе.
Подступало лето...
Как-то раз пришла весточка от брата Стефана с приглаше-
нием в гости, на торжество, по случаю помолвки с Боженой. Да,
наконец-то, братец решился просить руки обаятельной панянки.
И в этот раз Станислав, зная, как Стефан относится к его
связи с Настей, всё же решил взять её с собой. Витали у пана
мысли, как свою возлюбленную перевести в сан шляхетный, в
веру католическую. “Пусть и она и они привыкают друг к
другу”, - подумал он, наполняясь радужными надеждами.
Помолвку совместили с празднованием Святой Троицы.
Это был один из тех немногих дней, когда холопы не выходили
на панскую работу: дни православной и католической Троицы
совпадали. И Настя упросила Станислава оставить Тараса у её
родных: они в праздник, после посещения церкви, как всегда,
собирались в доме и давно хотели побыть с внуком.
Станислав просьбы своей возлюбленной выполнял с охо-
той.
Назар с Хистей, да и Остап с Зиновием, с радостью приня-
ли маленького Тараса. Тем более малыш отличался спокойным
нравом: с удовольствием посасывал хлебные мякиши, моченые в
коровьем, или козьем, молоке, и больше спал, чем бодрствовал. В
общем, забот особых не доставлял.
Передав мальца в руки матери, Настя обернулась к отцу:
- Я уже говорила со Станиславом: на следующей неделе
будем Тараса крестить по нашей, православной, вере. А пока
возьмите вот это...
И она протянула крестик на цепочке. Это был не совсем
обычный крестик: с давних времён в роду Хорошенко, он
передавался при крещении первому ребёнку, родившемуся в
новой семье. Так, в своё время, он достался Насте от Назара.
Теперь должен, после, крещения, украсить шею Тараса. На
серебряном крестике, несколько больших размеров, чем
обычный, вместе с фигурой распятого Христа, выделялся вверху,
в оправе, сверкающий, даже при слабом свете, гранёный
бриллиант. Насколько он дорогой не знали, но придавал он
мученической фигуре Христа таинственный, магический блеск.
- Пусть останется у вас... Еду-то к чужим, – пояснила свой
поступок Настя.
Назар пристально посмотрел в глаза дочери, будто хотел
что-то сказать, но “родовой талисман” взял молча, зажав в кулаке
и ощутив при этом подзабытый жар. Хотя и не поощрялось – без
нужды снимать символ веры с шеи его владельца, но слова доче-
ри прозвучали убедительно.
Передав крестик, Настя было задумалась, а потом попро-
сила отца:
- Подожди, тато, ещё тебе кое-что дам...
После чего стремительно направилась в свою спальню и
вернулась с Игнатовым медальоном.
- И это пусть будет у тебя. Это медальон с моим портретом
– Игнат-художник изобразил.
Назар взял медальон, раскрыл его:
- Как верно и красиво нарисовал тебя! – восхитился он и
тут же потемнел: - А что ты всё своё раздаёшь, будто прощаешь-
ся?
- Да, нет, тато, это так, на крайний случай. К панам ведь
еду, а от них всякого можно ожидать.
- Ты же не сама...
- Эти две вещицы мне очень дороги. И пусть они хранятся
у тебя, - твёрдо сказала Настя.
Назар только пожал плечами...
***
Заканчивал свои утехи раскрасавец май! Уже отцвели яб-
лони, сирень, кусты волчьих ягод. Но воздух не спешил расста-
ваться с пряными, сладковатыми ароматами. Земля подсыхала,
красуясь нежной зеленью трав и деревьев. Поля накрывались
благозвучными переливами серенад, создаваемых жужжанием
пчёл, шмелей, стрекоз и другими непоседами-насекомыми.
Ехали в крытой карете, запряженной двумя гнедыми, с
длинными гривами, меринами. Управлял ими кучер Пронька,
средних лет мужик из дворовых холопов. Дорога предстояла не-
близкая, с ночёвкой на природе.
Оглядывая окрестности, вдыхая запахи молоденьких трав,
распустившихся робкими листиками деревьев, ещё чернеющих
полей, лужиц просёлочной дороги, Настя испытывала
внутреннее напряжение и от разлуки с Тарасом, и от
предстоящего шляхетного празднества. Мысли наваливались
смутные – не поехала бы, если бы не Станислав: уж очень
убедительно её уговаривал.
На ночь остановились в дубовой рощице. Пока Пронька
распрягал лошадей, кормил их овсом, Настя взялась разводить
костёр. Делала это с охотой, вспоминая свои детские забавы: на-
собирала сухих веток, выгребла ямку для костра, выломала из
сухих веток рогатки для установки котелка...
Станислав с улыбкой наблюдал за ней, в меру своего уме-
ния старался помогать. И ужин получился отменный, во всяком
случае, пан очень нахваливал, поглощая перчёное мясо, варёные
яйца, а затем - разогретый в котелке чай. Да и Пронька, подкреп-
ляясь в сторонке, только поддакивал хозяину.
Спали на подстилке, на земле, укрывшись взятым из дома
покрывалом, специально предназначенным для таких случаев.
Прижавшись к возлюбленному, подспудно наслаждаясь ночной
свежестью и умиротворяющими звуками притихшего бора, Настя
успокоилась и крепко заснула.
Тронулись в путь с восходом, и, когда солнце уже красо-
валось высоко, показались первые дома хутора Стефана, затем и
островерхий, с колонами особняк.
Естественное волнение, от приближающейся встречи с
панством, постепе6нно заглушилось у Насти чувством собствен-
ного достоинства. Не считала себя ниже этих разукрашенных,
разодетых, самодовольных хозяев жизни. Да, они грамотнее её,
может даже по-своему, умнее, но она обладает тем, что не всяко-
му шляхтичу доступно: природной добротой, окрашенной ис-
кренностью и повышенным чувством справедливости! А отно-
сится к человеку свысока, только потому, что он трудится с утра
до ночи, кормит и одевает всех – считала глубоко несправедли-
вым. Эти мысли и чувства поддерживали Настю, сохраняли её
душевное равновесие. Ну и, конечно же, поглядывая на Стани-
слава, прижимаясь к нему, дополнительно укрепляла
уверенность в себе.
Стефан предполагал, что Станислав приедет с этой холоп-
кой, Настей, родившей уже и племянника ему. Хотя и просил в
записке, чтобы не брал её брат с собой, но, зная влюблённость
Станислава, его упрямство, готовился к “худшему”. Для этого
предварительно всем гостям своим рассказывал, что у брата слу-
чилась причуда панская – очень уж красивая панночка, простого
происхождения. И попросил их отнестись к этому капризу моло-
дого шляхтича с пониманием...
Встретили Станислава с Настей, как и положено в таких
случаях, с приветствиями, поклонами, вежливыми улыбками и
понимающими взглядами. Улавливала Настя и скрытую насмеш-
ку, и даже нагловатую враждебность, и то, что обращались толь-
ко к Станиславу, словно её и не замечая. На это она только голо-
ву поднимала выше, да стан держала прямее.
После короткой официальной части, торжество вошло в
обычное русло панского пиршества, в котором ели и пили разно-
соло много, сытно и долго; танцевали в зале мазурку, польки и
вальсы под музыку небольшого, но играющего искусно,
оркестра. Затем снова насыщались яствами хозяйскими...
Наконец, к вечеру, шумно вывались в обширный двор, где
также были расставлены столы с едой и винами; играла музыка,
но главным должен стать фейерверк! Косые лучи солнца, отража-
ясь от бутылок и фарфоровой посуды, бегали по двору снопами
светлых полос, слегка слепили глаза гостей и усиливали ощуще-
ние праздника.
Паны уже были навеселе, поэтому на сообщение управ-
ляющего, который произносил его почти шёпотом, Стефан отве-
тил громко и развязно:
- А тяните его сюда: повеселим вельможное панство!
Управляющий проворно удалился и, вскоре, явился с дву-
мя вооружёнными жолнежами, которые вели, периодически тол-
кая в спину, молодого парня. Был он среднего роста, в
порванной рубахе на выпуск; с ссадинами на лице и
всколоченными волосами. Взгляд его лихорадочно блуждал, а от
всей измятой фигуры веяло страхом, растерянностью и
неприкрытым отчаянием.
- Прошу внимания, панове! – помпезно провозгласил Сте-
фан, проведя хмельным возбуждённым взглядом по толпе взбу-
дораженных гостей. – Сегодня у нас, с Боженой, праздник. А ка-
кой праздник без развлечений?...
Толпа разноголосо загудела, послышались крики одобре-
ния, и Стефан, наслаждаясь эффектом своей вступительной речи,
продолжил:
- В просвещённой Европе люди тысячами приходят по-
смотреть, как наказывают преступников. Это своеобразный
театр, в котором реализуется право на справедливость и
неумолимость кары тем, кто посмел пойти против закона. Так,
панове?
- Так, так! – понеслись громкие голоса.
Гости уже поняли, что парень-холоп, которого привели
жолнежы, провинился и будет наказан. В предчувствии чего-то
острого, вероятно, жестокого, контрастирующего с общим ве-
сельем, многие загорелись каким-то особым животным азартом.
Так бывает на охоте, когда дичь уже загнана и остаётся её добить.
А охоту здесь любили многие!
- Чем же провинился этот наглец, псиная кровь? Кстати,
кличут его Демидом. Так вот, уже полгода как досталось ему от
умершего батька наследство – хата. И Демид, вместо того, чтобы
честно уплатить мне полагающийся налог за наследство, кинулся
в бега. Да куда, уважаемое панство?... На разбойную Сеч казац-
кую!
- Ну и быдлёнок!
- Надо ж такое хамство! - Понеслись возмущённые голоса.
- Добро, что мои слуги вовремя раскусили злодея и донес-
ли управляющему моему, верному Ежи...
Стефан сделал жест рукой в сторону кланяющегося слуги.
Гости поприветствовали его свистом и выкриками; ”Виват
Ежи!”.
Пан поднял руку, успокаивая гостей, и продолжил:
- Так как у нас праздник, то предлагаю конкурс на лучшее
предложение о наказании! Вы будете предлагать виды
наказаний. Ежи их запишет на бумаге. Затем простым
голосованием выберем лучшее. Победитель будет награждён
серебряным – талером! И, в придачу, бочкой вина!
Последнее слова Стефан прокричал, подняв руку!
Его речь потонула в криках опьяневшей и
взбудораженной предстоящим зрелищем толпы.
Настя, как только привели Демида и прозвучали обвине-
ния Стефана, начала воспринимать происходящее, как что-то не-
реальное, как кошмарное видение. Внутри у неё закипало от на-
растающего возмущения – неужто, нужно наказывать человека за
его собственное, доставшееся от отца? Откуда у бедняка деньги,
чтобы платить ещё налог за крышу над головой, построенную
родителями?
А действо развивалось дальше: Ежи усадили за стол, дали
ему бумагу и перо с чернилами. Стефан с хмельной улыбкой
вновь обратился к толпе:
- Приступаем!
- Сотню плетей! – понеслось первое предложение.
- Двести!
- Уморить щекоткой!
- Кожу с него содрать!
- На кол, пса!
- Сжечь, чтоб другим неповадно!
- Отрубить ноги, чтоб не бегал!
Настя вертела головой, пытаясь уловить хотя бы взгляд
того, кто изощрялся в таких безумных выдумках. Неужели это
люди? – сжимались её губы, и сильнее колотилось сердце. Она
даже не замечала, что рядом стоящий Станислав тоже хмурился и
ниже опускал голову, будто стыдясь за брата и гостей его.
Неожиданно вышел вперёд Лех Матецкий и,
перекрикивая всех, предложил:
- Панове! Нужно чтоб весело было – правильно?
- Верно! – понеслось громовое.
- Так давайте устроим охоту, а дичью будет эта собака хо-
лопская, - тыкнул он пальцем в сторону Демида.
- Добро! Правильно! – взревела толпа.
- Тогда голосуем! – вновь подключился Стефан.
- Мы – за! – хором понеслось в ответ.
- Ну, что ж, панове, будем считать конкурс проведенным с
установленным победителем - Лехом Матецким! – подвёл итог
Стефан, пытаясь угомонить разогретую толпу, и тут же
обратился к Ежи: - Выдай-ка Леху талер да бочку прикати.
Под шум и гам, слуги прикатили винную бочку и замерли
возле неё, ожидая дальнейших указаний.
- А как же будем охотиться? – выкрикнул кто-то.
- Прошу вельможных панов не волноваться, - поднял руку
Стефан. – Есть у меня большая клетка – в ней я обычно держу
пойманных зверей, последний раз – волков. Сейчас мои слуги её
притащат сюда. В ней и поместим разбойника! Там достаточно
места, чтобы злодей мог увиливать от выстрелов, как и положено
животной твари. Так что будет весело, азартно и победит самый
меткий!
- Выват, Стефан! – громом отозвались последние слова
хозяина празднества.
У Насти от происходящего уже кружилась голова, и даже
стало подташнивать. Всё больше темнел и Станислав, мучитель-
но раздумывая, как поступить. Эта страшная забава, затеянная
братом, с трудом укладывалась в голове. Да, провинившихся
нужно наказывать, но не так изуверски, не делая из этого развле-
чение. И гости хороши!
- Уйдём отсюда... – горячо зашептала Настя возлюбленно-
му. – Я не могу смотреть на этот ужас.
В это время у входа в особняк, у изгороди, послышался
шум множества голосов. Настя обернулась – за железной, вычур-
но оформленной оградой колыхались тёмные фигуры крестьян.
Они столпились у ворот и что-то шумно говорили двум стражни-
кам. Один из них возмущённо вскрикнул, после чего буквально
протиснулся в створку ворот и побежал к хозяину. Тот уже спе-
шил навстречу, с нескрываемым гневом в глазах.
- Что происходит? – накинулся он на стражника.
- Холопы, пан, требуют вас, - озабоченным голосом про-
хрипел тот в ответ. – Мол, пусть пан отпустит Демида, а громада
уплатит за него долг...
- А, вон чего, - криво ухмыльнулся Стефан. – Долг за эту
собаку я с них и так стяну, а лишить гостей обещанного развле-
чения из-за этого быдла!... Зря я сегодня устроил им отдых от
панщины! – от возмущения у пана даже голос сел. – Гнать их
вон! – фальцетом приказал пан страже и поспешил снова к гос-
тям.
Тем временем готовилось место для развлечения: четверо
работников притащили откуда-то из-за панского дома клетку, с
деревянным дном, крышей и железными прутьями между ними.
Разместили её, по указанию Стефна, на газоне, помяв траву и
цветы. Затолкали туда Демида и закрыли дверцы на запор. Па-
рень схватился за прутья и безумным взглядом уставился на ве-
селящихся шляхтичей.
Затем двое слуг вынесли искусно разукрашенный орна-
ментом длинный коробок, в котором в ряду лежали с десяток
пистолетов26, и положили на стол. Матецкий отсчитал двадцать
шагов от клетки, чтобы стрелять было сподручнее.
- Желающих – но не более десяти охотников - прошу вы-
строиться в шеренгу, - помпезно попросил Стефан и рукой
указал место возле себя.
Гости зашумели, а мужчины, толкаясь, чтобы войти в
“охотничью группу”, устремились к хозяину. Но проворней всех
оказалась невеста – Божена – она протиснулась первой! Её сме-
лость была встречена возгласами: “Виват, Божена! Вот это невес-
та!”
Вместе с нарастающими перебранкой у клетки и криками
негодования за оградой панского дома, у Насти голова вдруг на-
полнилась холодом, а всё внутри сжалась пружиной и омертве-
ло... Так бывало всегда в минуты опасности, когда нужно было
принимать решение мгновенно, как на охоте, когда вепрь дви-
жется на тебя, и остаются секунды, чтобы достойно среагировать
и одержать верх.
Уже не отдавая себе отчёта, Настя стремительно подошла
к столу! Со сжатыми губами и холодным взглядом резко выхва-
тила из коробка один пистолет и тут же другой - в левую руку!
Стоявшая первая, Божена, вскинула в удивлении свои
прелестные бровки, округлила затуманенные глазки и хотела
что-то сказать. Остальные, особенно из “очереди”, было
зароптали, а Стефан даже замер с приоткрытым ртом...
Настя же уверенно, не обращая внимания на реакцию гос-
тей, хладнокровно большим пальцем взвела курок пистолета, и -
не раздумывая, направила его в грудь Стефна, почти впритык!
Тут же нажала на спусковой крючок, выстрелив - прямо в сердце
хозяина-изувера!...
Отключившись от всего, она, кажется даже не услышала
звук выстрела, а видела только рассеивающийся дымок на фоне
растекающегося красного пятна на груди пана и раскрытых в
удивлении глаз его, уже падающего на землю. Толпа завопила и
в ужасе отхлынула в сторону. Настя кинулась в клетке,
прижалась к ней спиной, собираясь дорого отдать свою жизнь –
ещё был второй заряженный пистолет...
Но...
Послышался лязг ломающегося железа, треск и стук па-
дающих ворот и воинственные крики: “Бей ляхов!” – во двор
хлынула толпа холопов с камнями, кольями, вилами, топорами и
просто палками. Панские гости, вместе с жолнежами, бросились
кто куда. Их настигали и кого били, а кого и убивали. Не щадили
и женщин: кто-то ударил Божену...
Усадьба наполнилась разноголосыми криками, в которых
перемешались и крики ужаса, и смертельные стоны, и хрусты
костей, и победные возгласы утолённой жажды мщения.
---------
26Пистолет 17 века. В данном случае используется пистолет с
так называемым “ударно-кремниевым искровым замком”.
---------
Спонтанный холопский бунт произошёл так
стремительно, что Настя растерялась: она искала глазами
Станислава и пыталась собраться с мыслями.
Стоя с пистолетами в руках, она вертелась волчком на
месте, всё более проникаясь, что нужно остановить народ и на-
править его гнев в более достойное, осмысленное русло.
- Стойте! – Крикнула она, выстрелив вверх. – Не нужно
карать всех подряд! И среди ляхов есть люди, невинные женщи-
ны...
И разгневанный народ вдруг приостановил смертельную
вакханалию, будто опомнился и стал собираться, чтобы выслу-
шать девушку. Конечно, не все так сразу, но...
Вот уже Настя стояла перед толпой разъярённых крестьян
с появившемся Станиславом - у которого краснели царапины на
щеках и слегка кровоточил нос - и сурово говорила. Слова её бы-
ли, на удивление, точными, выверенными, словно
подсказанными извне!
И народный гнев остывал, в глазах появлялись искорки
осмысления происшедшего. Их восстание было стихийным, без
какого-либо конкретного плана действий. И, хотя вожак-
зачинщик имелся, некий Фрол Приходько, но ему недоставало
твёрдости, холодной расчётливости и умения повести за собой
народ. А отличался Фрол вспыльчивостью и безрассудной смело-
стью. Тем и взял лидерство.
И, вот, Настя...
Демида давно выпустили из клетки, и он, растерянный, с
неуверенной улыбкой, стоял в первых рядах. Люди с некоторой
настороженностью слушали девушку. Но, по мере того, как она
говорила, глаза их светлели, в них проскакивала уверенность и
надежда на удачливый исход ими затеянного.
Сама же Настя ощущала в себе невероятный прилив сил.
Будто вселилось в неё что-то властное, неумолимое. Словно про-
рвалось то, что копилось годами. Желание справедливости, вос-
прянувшей гордости, ощущение человеческого достоинства и
подспудной ненависти к тем, кто мордовал, угнетал, измывался –
хлынуло наружу, как весенняя вода, прорвавшая плотину.
Видно, божье провидение снизошло на неё волею случая.
И она говорила властно, твёрдо, будто бывалый казачий
атаман:
- Видно Демид стал последней каплей в чаше вашего тер-
пения, братья, над неправедным судом, чинимым паном Стефа-
ном?
- А то как же, - понеслось из толпы. – На неделе насмерть
запорол Гришку, что день панщины пропустил. А мужик ведь
хворал тяжко.
- Девчат молодаек стал к себе тягать!
- Церковь отдали ксёндзу!
Много ещё тяжких дел Стефана выплеснулось на Настю
от негодующих селян.
- По законам Речи Посполитой всем нам грозит жестокая
участь – изуверская казнь! – горячо обращалась Настя к своим
нежданным сообщникам. – Потому выход у нас один: объеди-
ниться в боевую ватагу и идти на Сеч Запорожскую. Там начи-
нают собираться все, кто не хочет больше терпеть шляхетную
неволю. Кто любит свободу и землю нашу, политую православ-
ной кровью! Так, братья?...
- Так! – понеслось дружное, громовое. – Идти на Сеч!
- Тогда собираем в панском маетке все оружие. Лошадей у
пана в достатке. Готовим повозки в обоз, забираем всех: стариков
и детей, жён и матерей...
Так Настя естественным образом возглавила холопский
бунт. Возникло было среди некоторых восставших сомнение, что
атаманом стала женщина:
- На Сечь баб, вроде как, не пущают, - высказался один,
почёсывая затылок.
- Есть такое дело, - поддержал и другой, а третий не согла-
сился:
- Так она ж любого казака за пояс заткнёт – гляди, как
ладно да грозно всех обуздала!
- И то правда! – согласились остальные.
Шляхтич Станислав Зимовецкий, проведя ночь в тяжких
раздумьях и метаниях, всё же покорился судьбе и силе своей
любви – остался с бунтовщиками...
Возврат к оглавлению
Глава 14.
Количество посещений: 28