Перед сном, привычно обнимая Настю, Станислав 
говорил ей, пытаясь оправдать своего брата:
	- Была у нас кузина Берта, единственный поздний ребёнок 
тёти Ирены, милой, доброй женщины. Кузина частенько бывала 
у нас, привозила подарки, игралась с нами. С ней всегда 
приходил праздник! Особенно, она носилась со Стефаном. И, 
вот, случилось девушке ехать из родового маетка к 
родственникам, что жили под Киевом. Это было время, когда 
ещё хоронились в лесах остатки разбитых банд... Косинского25. 
Слышала о таком?
	- А как же, - сонно проговорила Настя, вспоминая, как в 
годы её детства селяне тайком носили крамольные вести от хаты 
к хате, обсуждая смелые вылазки народных мстителей. – И что 
Берта?
	- Попалась в руки разбойников-бунтовщиков. Подробно-
сти нам неизвестны, да только убили её вместе с сопровождав-
шим её, другом семьи, молодым гусаром. Убили жестоко – затоп-
тали лошадьми... С тех пор Стефан ожесточился и не доверяет ни 
казакам, даже реестровым, ни, тем более, людям здешним. Во 
всех видит бунтарей. Я не раз пытался его убедить, что всё оста-
лось в прошлом и нельзя мерить всех одинаково. Но...
	- Жаль... – протянула Настя. – У него такая невеста пре-
лесть, весёлая, добрая... 
__________________
25Восстание Косинского 1591—1593 годы - крупное восстание 
против польского господства в Юго-Западной Руси, возглавлен-
ное гетманом реестровых казаков Криштофом Косинским. Ос-
новной движущей силой восстания были запорожские казаки, 
мелкая русская шляхта и крестьяне.
------------------------

	Станислав крепче обнял Настю, прижал к себе, будто пы-
таясь от кого-то защитить, продолжил:
      - К тому же новая заварушка начинается: взбунтовались 
казаки в городе Каневе. Уже разорили несколько местечек, а ко-
роль что-то медлит. Огонь нужно тушить вовремя, иначе беда 
будет.
      - Бунт?... – уже засыпая, прошептала Настя.

	Их убаюкивала начавшаяся метель. Она металась за окном, 
иногда подвывая среди деревьев, иногда напевая что-то тре-
вожное. 
                                               ***
      Беременность для Насти оказалась полной неожиданно-
стью! То что иногда подташнивало, кружилась голова и навали-
валась слабость, объясняла себе непривычно лёгкой жизнью в 
панских “хоромах”. В отцовском доме, в повседневных трудах и 
заботах, некогда было прислушиваться к себе, к своему телу и, 
даже настроению – только работа. А тут...
      Однако растущий живот объяснил, и поставил всё на свои 
места. Настя поначалу всполошилась, заметалась, а затем – успо-
коилась и обрадовалась. Тем более что Станислав тоже не огор-
чился, более того, он смело поделился радостью с близкими. 
      Брат Стефан, Божена, другие шляхетные знакомые и род-
ственники отнеслись к новости по-разному, но Станислав оста-
вался верен себе, своей любви. Он старался не замечать, что его 
реже приглашали в гости даже былые однокашники по 
гимназии. Стали избегать общения некоторые друзья из 
Варшавы. Он весь был захвачен Настей и предстоящим 
рождением своего ребёнка!

	Семья Хорошенко, прежде всего Назар, испытывала двоя-
кие чувства. Оно бы ничего, с одной стороны, и кто ж против 
внука. Но... рождение от мужчины, с которым дочь не венчана, 
не связана христианскими узами брака, да ещё и при законном 
муже! - не радовало.
	
	Однако время шло. Приближалась весна. Всё чаще выгля-
дывало солнце, медленно, но неумолимо забираясь ввысь небес-
ную. Снега никли, образуя на возвышенностях чёрные протали-
ны, а Змейка уже дыбилась треснутыми льдами. Лес колыхался 
веселее, наполняясь весенними цветовыми тонами. Птицы при-
бывали из дальних южных окраин, подбадривая людей своим 
неугомонным щебетом, свистом и чириканием.

	Как-то, когда солнце уже ощутимо пригревало, повсюду 
пробивалась первая травка и ветви вишен украшались белыми 
комочками готовых распуститься почек – возвращалась Настя от 
“своих”.
      Она с удовольствием вдыхала прохладный, наполненный 
особенной весенней вкуснотой, воздух. Прислушивалась с тихой 
радостью к шевелениям внутри себя и поглядывала вокруг. 
      Крестьянские мазанки после зимних непогод выглядели 
почерневшими, поникшими, особенно, рамы окон, с потрескав-
шейся краской. Да и плетни у многих покосились, а их столбики 
оголились под прогнившими прутьями лозы. В общем, село всё 
больше производило впечатление некоей заброшенности.
	И Настя с грустью подумала, что тяготы панщины, 
поборы от того же Бельмониса, совсем замордовали людей – 
когда им смотреть своё подворье? И остаётся ли сил, чтобы 
перекрыть крышу и подновить прогнивший тын-забор?

	Проходя мимо церкви, увидела небольшую кучку стари-
ков, тех немощных, кого уже не гоняют на панские работы. Они 
стояли полукругом, угрюмо свесив убелённые головы. Перед ни-
ми на бревне сидел седой, похоже слепой, старец и, подыгрывая 
себе на кобзе, что-то пел. Рядом с ним стоял малец, поводырь.
	До Насти донеслось:

	Как сбирал Сиверин, Наливайко казак,
 	На Сечи Запорожской ватагу.
	Чтобы все как один гуртовались в кулак,
	Наполнялись бесстрашной отвагой.
	
	На Подолье татар, аки змеев в аду,
	Душат, гнобят крещёное тело,
	И не млад, и не стар на молитву не йдут -
	Души их от мучений истлели.			

	Кровью хлопской Днипро, забурлил с тех годов, 
	Когда нехристь и лях поеднались, 
	Когда унии зло...

	Пройти мимо, естественно, девушка не могла. Она остано-
вилась чуть в стороне, вслушиваясь в слова правды, той правды, 
которая зажигала сердце, бередила душу и туманила голову. Жи-
вя сытой, размеренной, необременённой тяготами обычных лю-
дей, жизнью, она стала подзабывать эту правду.
	Откуда такие мысли и чувства? Ведь у неё теперь другая 
дорога, другие мечты и надежды. А, может, так только кажется?...

	Бельмониса увидела не сразу. Тот крадучись вышел из-за 
церкви и некоторое время постоял у ограды, прислушиваясь к 
словам старца. При этом, Жиник жевал губы, вертел носом и баг-
ровел лицом. 

	Пользуясь тем, что пан полностью отошёл от дел, Бельмо-
нис вместе с управляющим Ермилой развернули бурную дея-
тельность. Они ввели новые поборы с крестьян и увеличили ко-
личество дней панщины. При этом сурово подавляли всякое не-
довольство и уже подумывали прибрать к своим рукам и право-
славный храм: бумаги об аренде подготовили, осталась подпись 
Станислава.
	
	Настя приметила Жиника, когда он, озираясь, суетливо 
засеменил вдоль улицы. Сердце у девушки сжалось в нехорошем 
предчувствии, и она поспешила к старцу. 
      Если издали он смотрелся монументально со своей кусти-
стой седой бородой и глазницами, скрытыми черными тенями, то 
вблизи было видно по  глубоким морщинам, впалым щекам и 
реденьким белесым волосам на голове, как он стар. Однако 
сколько внутренней силы! Особенной мужественности и даже 
гордости! Его поводырь – мальчик, лет десяти, в ветхой 
одежонке – держал голову высоко, гордо; смотрел куда-то вдаль 
и тихо подпевал.
      - Добрый день, дедушка, - выждав, когда кобзарь сделает 
паузу, начала Настя. – Спасибо вам за слова правдивые, но есть у 
нас в хуторе плохие люди. Один уже побежал, наверное, за поль-
скими жолнежами-стражниками. Вас могут наказать за смелые 
песни. Уходите быстрее!
      - Неужто, Бельмо? – глухо спросил один из старичков. – 
Этот нагадит и не скривится.
      - Он самый. Помогите, люди, спрятать кобзаря и потом 
вывести его из села, - обратилась Настя к селянам. 
      Те засуетились вокруг старца, предлагая помощь, но было 
поздно – скорым шагом сюда приближались стражники, а за ни-
ми мельтешил Бельмонис.
      - Не успели... – выдохнула обречённо Настя.
      
      Дальше всё произошло быстро: польские вояки грубо рас-
толкали людей, выхватили у старика кобзу, кинули её на землю, 
а его потащили в сторону панского дома. Поскольку старик не 
успевал работать ногами, его просто волокли по земле. Мальчик 
бежал рядом и причитал со слезами:
      - Отпустите дедушку! За что его?
      На что ответил Бельмонис:
      - Пшёл бы ты вон, слюнтяй, пока плетей не всыпали!
      Настя смотрела на эту расправу и не знала, что ей делать. 
А что она может? Бесправная панская утеха... А если попросить 
Станислава о милости к слепому старцу?... Эта мысль взбодрила 
её и заторопила во “дворец”.
      
      Однако для кобзаря всё закончилось трагично...
      Станислав по делам ездил в местечко, а когда вернулся к 
вечеру, старик, исстёганный плетьми – умер... Об этом Настя уз-
нала, после того как, уже уговорила возлюбленного отпустить 
кобзаря. 
      
      Впрочем, Станислава и убеждать особо было не нужно: 
Настю он просто обожал и был готов, казалось, исполнить 
любую её просьбу. 
      Пан вызвал управляющего и потребовал объяснений:
      - Крамольные песни пел старик, - начал пояснять Ермила. 
– К бунту призывал, разбойника Наливайко восхвалял - как было 
не наказать? Однако до смерти забивать не собирались. Слабоват 
оказался дедуля, - хихикнул управляющий.
      Задумался Станислав...
      - Впредь, без моего ведома никого не наказывать, - затре-
бовал он. – На моей территории за всё отвечаю я. Поэтому будь 
добр...
      - Ваша воля, пан, - поклонился, скрывая блеск в глазах, 
Ермила и вкрадчиво дополнил: – Но арендатор Бельмонис будто 
тоже несёт ответственность. Пока вас не было, по его команде 
и...
      - С Бельмонисом я разберусь ещё. Ступай.
      
      Вечером, сидя со Станиславом за столом, Настя с трудом 
кушала – что называется, кусок хлеба не лез в горло: так пережи-
вала гибель неизвестного кобзаря. Да и поводырь его сразу же 
исчез. Куда он, сирота, подался?
      “Сиротине батько – месяц в поле,
      А строгая маты – нужда, да недоля...”
      Невольно вспомнились ей слова народной песни. 
      - Неужели и Бельмонис, и твой Ермила не ответят за 
смерть человека? – спросила она, глядя затуманенным взором на 
своего покровителя.
      Тот хмуро прожевал и, понурив голову, пряча взгляд, от-
ветил:
      - Такова реальность, милая. Народные кобзари давно по-
читаются нашей шляхтой за врагов. Во всех антипольских  вос-
станиях, их песни мутили души разбойников-гайдамаков, подни-
мали их на противоправные деяния. К сожалению, они вне зако-
на. И я не могу ничего с этим поделать.
      Слушая такие слова, Настя наполнялась какой-то обречён-
ностью, тупым ощущением непрочности, зыбкости своего поло-
жения. Случись завтра что-нибудь со Станиславом, тот же Ерми-
ла её вместе с дитём выгонит в лучшем случае, а то и на работу 
тяжкую отправит. И не поможет тут ни отец Назар, ни мать Да-
на...
      С тем отужинали и отправились в спальню.
      Весна для Насти окрасилась в серость, а песни птиц вселя-
ли не радость, а тревогу. И только непоседливый младенец в ут-
робе, своими движениями, скрашивал пасмурные мысли.

Возврат к оглавлению
Глава 13.