Раннее солнце веселилось, зависнув в облаках; ему подпе-
вали птицы, подтанцовывали берёзки, колышась от раннего вет-
ра; и приветственно кивали бутонами осенние цветы, распро-
страняя вокруг свои волнующие запахи. Просыпающейся приро-
де подмигивали настырные лужи.
      Настя, открыв калитку, входила в родное подворье...	
	
	Первым к ней подбежал Панас, который всю ночь проси-
дел во дворе на бревне. Его осунувшееся, помятое лицо отражало 
печать безнадёжности и полной безысходности.
	Он схватил Настю за плечи и выдохнул тяжко:
	- Как ты? Что он с тобой...
	Настя опустила голову, скрывая искорки в глазах; зачем-
то стала теребить конец пояска и, покривив губы, нейтрально 
сказала:
	- Не тронул он меня. Так... посидели, поговорили... 
	- И всё?! – схватил её за плечи Панас, расширяя глаза и 
тяжело дыша, как после долгой пробежки.
	А на крыльцо уже вышли Назар с Даной и, тревожно вгля-
дываясь в дочь, выискивали в ней перемены. 
	- Устала я, пойду на часок прилягу, а то работа, - мягко 
сняла она с плеч руки мужа и заторопилась к родителям. Предва-
ряя их вопросы, обнадёжила коротко:
	- Хоть и пан Станислав, но поступил со мной по-людски. 
Потом расскажу подробнее...
	И, обогнув, опешивших родителей, стремительно вошла в 
дом. 
	А утро разгоралось в осенней дымке, которая стелилась 
будто сито, пронизанное лучами солнца. Горькие ароматы сухих 
трав, отсыревших стволов деревьев и земли наплывали 
волнами...
				     ***
	Не всё, конечно, поведала Настя о своём походе к молодо-
му пану и проведенном с ним времени. Разве можно рассказать 
даже маме, что чувствовала, сидя за панским столом, видя нерав-
нодушный взгляд светлых глаз; милуясь улыбкой его и наслаж-
даясь подспудно бархатным голосом.
	А как учтиво он с ней обходился!... Они сидели, говорили, 
ели так, будто давние друзья. Откуда это?... Терялась Настя в се-
бе, прислушивалась к сердцу своему, к отголоскам души и нахо-
дила только один ответ – нежданная любовь. Та самая, которая не 
знает преград, готова идти против законов и правил своего поло-
жения панского, своей гордости шляхетной. И он пойдёт по это-
му опасному пути?...
	Металась девушка в сомнениях: а что дальше? Как быть 
теперь? В конце их долгого, необычного свидания, Станислав 
опять предложил Насте работу в особняке. Она пообещала поду-
мать...

	Так и не поспав толком, не поговорив с Панасом, Настя, 
прихватив завтрак, поспешила в поле: в этот раз женщины зани-
мались сбором капусты. Участок располагался в низине, на про-
тивоположном берегу реки. К месту работы, работниц доставлял 
на плоту дед Сирый.
	Настя спешила к месту сбора, как во сне: в груди сидели 
тревожно-томительные, разноречивые ощущения. С одной сто-
роны витало что-то новое, тёплоё, сладостное, возвышенное. С 
другой – угнетала тревога, полная неопределённость, подогре-
ваемая необычностью произошедшего.
	И природа отзывалась также: то из-за облаков пригревало 
солнце, то обдавала целиком осенняя терпкая прохлада. И дере-
вья качались на ветру тревожно, укоризненно, а птицы куда-то 
подевались со своим успокаивающим щебетанием.

	В том месте, у старой вербы, где тропинка поворачивала к 
реке, стоял – Станислав! Одетый по-простому, налегке, без шап-
ки, парень засветился всем лицом, при виде девушки, и протянул 
к ней руки. А она задержалась, лихорадочно обдумывая – как по-
ступить. Но лишь на миг, так как новые чувства делали всё за 
неё, уже не спрашивая.
	- Не нужно тебе идти в поле, - обнимая Настю, целуя её 
глаза, сжимая шершавые ладони, нежно шептал пан. – Я забираю 
тебя к себе, хочешь ты этого или не хочешь. Но ты же не против? 
– ворковал парень, вдыхая ароматы её волос.

	“...или не хочешь” – эти слова на миг вернули Настю на 
землю, задели резко струны её гордой натуры. Она вздрогнула, 
чуть отстранилась... Но, увидев его улыбку и влюблённые глаза, 
затушила, было вспыхнувший огонёк строптивости, непокорно-
сти.
	- Да... я согласна... – выдохнула она онемевшими губами, 
прижимаясь к груди человека, который уже казался самым близ-
ким...
	                                      ***
	Сидели, как на поминках...
	За оконцем, прикрытым расшитой узорами белой занавес-
кой, усиливался ветер, раскачивая в палисаднике молоденькие 
берёзки; закручивая спиралью пожухлые листья. От приползшей 
с севера набухшей иссиня-чёрной тучи срывались первые на-
стырные снежинки. Осень заканчивалась.

	Провожали Настю в панский дом...
	Панас сидел на лавке у окна и смотрел на первые проказы 
зимы не мигая. На лице его застыла маска обречённости и скры-
того отчаяния. Тут же рядом с ним теснились со строгими лица-
ми батюшка Даниил и матушка Прасковия. Время от времени 
они, шепча что-то из молитв, крестились на икону, что в свете 
лампады поблёскивала рамкой в углу.
	Назар громоздился за столом, опустив голову вниз и о 
чём-то тяжело размышляя. А Дана время от времени вытирала 
концом платка глаза, прикладывала его к губам и постоянно 
вздыхала, покачивая горестно головой.
	Настя ощущала себя изменницей, отчего душа начинала 
ныть, обливаясь чем-то чёрным, брутальным. Но как только чуть 
прикрывала глаза, сразу же всплывал образ Станислава, его 
влюблённые глаза и ласковые слова. Они-то и поддерживали её 
решимость и волю. 
 
	- Простите меня мамо, тато и... Панас, с батюшкой и ма-
тушкой, - перечисляла она подрагивающим голосом. – Иду по 
воле своей, на счастье или несчастье – не ведаю. Но большим не-
счастьем было бы не исполнить воли панской...
	Тут Назар взорвался:
	- Да лучше ушли бы отсюда! Вон, на московских землях, 
ходят слухи, наших принимают! А так – позор терпеть, моло-
дость губить и мужа своего! – глянул он на Панаса огненным 
взором.
	Тот только губы скривил и брови нахмурил, продолжая 
смотреть в окно. В отличие ото всех, Панас чувствовал, понимал, 
что не всё так ясно с паном, как кажется им: неравнодушна жена 
его к молодому шляхтичу! В этом и заковыка. И тут слова любые 
бессильны...
	Как ни странно, но поставил точку в этом спонтанном об-
суждении поступка Насти батюшка Даниил.

	Он шумно поднялся, ещё раз перекрестился с поклоном, 
глянув на образа, и начал назидательно-напевно:
	- Сказано в писании: “если вы, будучи злы, умеете даяния 
благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст 
блага просящим у Него.” В каждом из нас частица Бога нашего, 
всё что деется – воля Его. Да будет так, как решила девица, раба 
божья, Настя. Негоже судить её, дабы самим не стать судимыми. 
Аминь...
	Тяжело вздохнув, перекрестив всех, батюшка торопливо 
направился к двери – за ним с озабоченным лицом, шепча молит-
ву, поспешила матушка. И Панас, прикрыв лицо руками, будто 
скрывая горе своё, кинулся к двери опрометью. Их провожали 
взглядами, в которых отразилась все тона этого драматичного 
поворота: Назар блистал горечью, Дана туманом поволоки, 
осевшей в ресницах, а Настя просто опустила глаза вниз, скрывая 
и боль, и отчаянную решимость...

Возврат к оглавлению
Глава 11.