(из серии рассказов анекдотических о дураках и умниках)

	На пороге описываемых событий, Дурака ещё уважали. Более 
того в народном творчестве, особенно, в сказках, притчах и 
частушках, Дурак по-прежнему объегоривал королей, соперников 
женихов и даже невест. Выходил из любых ситуаций с честью, 
становясь то царевичем, то небедным супругом, то пастухом 
приличного стада. Бывало, и красавцем-силачом оборачивался! 
Девки в любых обёртках (с цветами и без) во всевозможных видах 
(не только лягушки, гадюки и царевны) сохли по нём и замуж 
бежали, не оглядываясь и не задумываясь. Да что там говорить, 
об этом народном герое знают даже дураки, не то, что дети.
	
	Так и было, пока Дурак не прознал Халяву...
      Оно, может, и не обратил бы внимание, но Халява являлась 
не каждому и была в триедином виде: как явление, как 
территория и, конечно же, как недурственная деваха! Да, вот 
такое чудо. В некотором роде, божество о трёх ликах. А может 
Горыныч о трёх, извините, мордах?... Или облезлый чертяка 
отвёл очи с утроением?...

	В общем, увидев Халяву в образе размалёванной девицы с 
длинющими ресницами, в мини юбке, из-под которой маняще 
выглядывали округлые коленки, Дурак воспылал! Причём сразу, 
ещё не догадываясь о других, не менее выпирающих, достоинствах 
девицы. 
	Усилила ощущения и погода: в чистом небе вдруг посерело и 
на Западе громыхнуло с завихрением, намекая будто на дождь, 
наверное, с градом или штормовым ветром, с обязательным сносом 
крыши.

	- Что – припух? – с юго-запада выпятился нагулянный в пирах 
живот Умника, разбавленный лоснящейся ухмылкой на заросшем 
“личике”.  

	Дурак не сразу переключился, меняя кривую улыбку идиота 
вечернего, на осмысленную - идиота с утра. Контраст усилился 
лучами хитроватого солнца, зыркнувшего из-за вшивенького 
облачка.

	- Да, видец зашкаливает! – выдохнул мужчина и покраснел, 
то ли от напряжения некоторых частей тела, то ли от 
безысходности - нутром чуял, не по нём сивка.
	- А ты не копошись, - уверенно расплылся, как тесто на 
сковородке, Умник. – Могу помочь сблизиться, проникнуть и 
пожить с шиком на халявной территории и под её ароматным 
явлением.
	
      В сказанное Дурак не до конца вник, но суть уловил:
      - Что с меня, - не отрывая взгляда от уплывающей фигурки, 
зная меркантильный нрав Умника, механически спросил Дурак.
      - Гавкание...
      - В смысле? – уже обернулся Дурак, пытаясь привести 
извилины в рабочее состояние.
      - Да есть тут один клиент – ты его знаешь, говорят, даже 
твой свяк, некий Микула. Здоровый бычара, а, главное, 
удачливый. Всё мне поперёк горла тулится, предпринимать не 
даёт полноценно. Куда ни ткнусь, а он уже там! Достал!
      - Постой, постой! -  озадачился Дурак. – Так это ж мой  
брательник кровный, родня близкая. Не раз выручал...
      
      - Да-да, в бедах помогал... – ехидно замотал головой 
Умник. – Напрягал учёбой, работой, моралью там всякой и 
другими гадостями.
      - Ты чё, какими гадостями? – расправил было плечи Дурак.
      А Умник, пряча бесоватые искорки в блеклых зрачках, гнул 
свою дугу:
      - Другое дело Халява... Глянь, глянь на неё, пока ещё 
светится до угла – красота-то какая? А?
      Дурак пошатнулся, опустил челюсть и вновь устремил взор 
свой пламенный туда, где, обернувшись, красовалась Халява с 
игривой улыбкой.
      
      Умник же давил далее, уже не пряча довольство:
      - Главное, как сойдёшься с ней, проникнешься её 
духовитостью, поселишься “в” и “на” – будет тебе всё по 
высшему разряду, а, главное, на халяву. Тут тебе ни ума, ни 
работы, ни навыков – живи и наслаждайся готовым. Почти рай! 
Потому как это же Халява! Этим всё сказано, дорогой! 
      
      Умник приобнял Дурака и даже интимно прикоснулся к его 
уху щекой своей, жирненькой. 
      - И всего-то надо облаять твоего Микулу, а потом ритмично 
гавкать на морду эту, удачливую. Можно, кстати, и рёбра 
пощекотать... В ухо он тебе за это, конечно, въедет, но, 
думаю, как родственничка пощадит. А эффект будет! Особенно, 
если с гавкания перейдёшь на вой, ну, пискляво-плаксивый, 
жалостный такой...
      
      Слушал Дурак речи Умника и чувствовал, как извилины 
заворачиваются, переплетаются в противоречивых направлениях. 
То Микула являлся с упрямой, но родной, миной на крепком, 
загорелом лице, а то - красавица Халява с дармовыми благами, 
на благодатной территории, овеянной сладкими мечтами. 
Триединая, что тут говорить!
      
      В черепке у Дурака чего-то скрипнуло, в затылке ёкнуло и 
потянулся он - к Халяве! Гавкание ведь дело нехитрое, 
ненапряжное уж очень. Зато...
      
      Так что махнул Дурак рукой – и согласился на условия 
Умника...

	Как Умник умудрился задурить Дураку голову, знает, 
наверное, лишь тот, что всё сотворил. Да только очутился Дурак 
в ситуации, в которую попадают исключительно дураки. Судите 
сами: сидит теперь оный на пригорке, возле будочки на цепи. 
Да-да, самой настоящей собачьей. И гавкает строго по графику в 
низину, за речку, в сторону свояка Микулы. 

      Тот расклад осознал сходу. Согласно вере своей, 
брательника простил, понимая его убогость: ну, что с дурака 
возьмёшь, разве что анализы. И потом время лечит. Авось до 
кончины своей, Дурак успеет оклематься головой. Так рассуждал 
Микула, занимаясь привычными делом – развивая своё и отодвигая 
подале умниково. А тот цепь держит в руках крепко и 
периодически пинает Дурака в бок, дабы подвывал при гавкании. 
Микула ж только посмеивается, поводя могучими плечами.                                      
      
	Это с одной стороны пригорка. А с другой – Халява! 
      Только маячит она миражом: то приближается, что хоть 
хватайся за телеса её завлекательные; а то опять вдалеке 
лыбится и пальчиком манит завлекательно. 
	На ейной территории всё ухожено, усажено, вылизано до 
блеска. Столы ломятся от снеди разной. Почему-то более всего 
морковки. Её было так много, что Дурак даже во сне к ней 
тянулся, желая полакомиться, да дотянуться так и не смог. 
Проснувшись, вылезши из будки, с час издавал блеющие звуки, 
отчего несколько огорчился, поскольку с Умником про козла не 
договаривались.

	А, вообще, сны случались чаще бодрящие. Скажем такой: 
будто женился Дурак на Халяве. Венчались в соборе богоматери, 
кажется, Парижской. Народу – окиян! Салют, караул, репортёры. 
Отели, мотели, официанты с золотыми бляхами. Яхты, дворцы, 
пляжи... Одна беда – только Дурак пытается поцеловать невесту, 
а она растворяется в пересоленную окрошку. Дурак шарахается, а 
окрошка заливает горло, дерёт нутро. Закашлявшись, он 
просыпается мокрый и дрожащий. 
	Вот, так.
	
	Однако не хочет Дурак признаться себе, что обманул его 
Умник, подставил конкретно. Где-то ещё теплится надежда – 
авось допустят к Халяве! Да и Умник постоянно подогревает 
мечты дурацкие:
	- Ты посматривай на Халяву не просто так, а осознавай и 
проникайся как явлением! Готовь себя душой и телом! Когда 
созреешь, допущу к территории. Вишь, как там всё расчерчено, 
утрамбовано, разложено  ладно! А цветёт как! Ну а к телу?... 
Как карта ляжет, - заканчивал Умник умничать почти шёпотом.

	Вот так и влип Дурак в дураки, позарившись на Халявные 
прелести. Ради них брательника облаивает, иногда и с кулаками 
кидается, гремя цепью. Со временем прыть, конечно, угасает, 
поскольку Умник что-то темнит и не спешит. Да и Халява всё 
отдаляется...

	А над пригорком тучи, бывало, собираются и бурно 
проливаются. Дуют ветры всякие. Погода меняется в русле с 
климатом. А Дурак всё сидит на цепи, рядом объедки халявные 
валяются, дабы про мечту не забывал и форму держал. Гавкает 
Дурак уже вяло, с натугой. Хочется рвануться, побежать – но 
цепь: Умник ухватился надёжно! Проскакивает у Дурака мысля, 
что брательник помог бы с цепи сорваться  и надавать тумаков 
Умнику, да стыдно как-то обратиться... 

	В народе же Дурака стали забывать. Сказки, песни, 
частушки и иные народные забавы пошли новые, с современными 
героями, вроде, не такими дурными. Во всяком случае, пока...
	
19.08.17 года.