Звуки неслись торжественно и величаво, в них слышалось 
что-то возвышающее, поднимающее над земным, суетным, и 
вселяющее пусть неясные, но всё же надежды... Такие чувства 
переполняли Серафима, когда он на следующий день после 
знакомства с Тополевым стоял у окна, внимал колокольному звону 
и вновь переживал посетившее накануне видение.
      
      ...Унылая каменистая пустыня, вдали выступающие в дамке 
вершины невысоких гор и в белой накидке знакомый старик на 
камне. Серафим стоит перед ним как изваяние и трепетно 
слушает...
      - Трудно тебе самому, некому помочь и наставить... – 
лился завораживающий, бархатный голос. – И я могу только 
рассуждать, делиться, наталкивать... Решения же ты должен 
принимать сам, потому как только твоя душа, сердце, ум, 
которые уникальны и неповторимы, могут подсказать правильный 
путь, найти нужное, единственное решение... Помни только, что 
любовь она всесильна. Ей покоряются любые горы, преграды и... 
пропасти. Она возвышает, поднимает после падений, утоляет 
любую жажду, сдвигает препятствия с пути, делает человека 
бессмертным! Помни об этом... и действуй!
      
      “Помни об этом...”, - мысленно повторил Серафим и 
вздрогнул – со двора послышался шум открывающихся ворот и 
мягкое урчание двигателя. “Она!” – отозвалось эхом в голове, и 
он с разгорающимся жаром в груди поспешил навстречу.
	И в этот раз Демона, с трудом отбившись от неугомонных 
корреспондентов, приехала без своей “свиты”. Илья как охранник 
и водитель галантно помог хозяйке выйти из автомобиля и 
остался во дворе. Лицо его накрывала тень лёгкой 
озабоченности...
	Серафим стоял на крыльце и с нескрываемым волнением 
встречал девушку. Пока она с виноватой, усталой улыбкой шла к 
нему, он впитывал в себя её образ, её движения и пытался 
прочувствовать, что в ней изменилось и в какую сторону.
	Поднявшись по ступенькам, Демона молча остановилась перед 
Серафимом. С твёрдой решимостью посмотрела в глаза и, обняв за 
плечи, уткнулась головой в его грудь. Он, ощущая, как внутри 
всё растворяется от её близости, нежно погладил рассыпавшиеся 
девичьи волосы. Так они и простояли некоторое время... Затем 
Демона подняла голову и с затуманенным взором прошептала:
	- Помоги мне... Ты остался последний... кто ещё может 
меня понять...
	- Я знал... Я ждал тебя... – выдохнул Серафим, потом 
встрепенулся, засветился и торжественно провозгласил:
	- Идём, я угощу тебя... Я вычитал новый рецепт чая! Я... 
не знаю... Нам нужно столько обговорить... Но у меня 
действительно новый, невероятный рецепт!
	Демона облегчённо улыбнулась, глаза её засверкали 
привычным шаловливым блеском:
	- Ты как всегда гостеприимен! 
	Взявшись за руки, продолжая возбуждённо говорить, они 
отправились в столовую. Кухарка с неуловимой, но понятливой 
улыбкой проворно организовала чаепитие, и они разговорились 
как старые друзья, которые не виделись много лет.
	Демона слушала воспоминания Серафима о школьных годах, о 
его первых мытарствах и невольно сравнивала наплывающие 
ощущения с теми, что ждали её за забором этого уютного, 
гостеприимного дома. Те изменения в её сознании, которые 
наметились после последней встречи, продолжили своё 
поступательное шествие. Она вообще не осознавала, что с ней 
происходит. Только чувствовала, что с Серафимом ей по-
домашнему спокойно, просто и легко... А там... Что “там”? - 
ещё не определилась, но “туда” уже не тянуло как прежде. 
Настоящее надломилось в ней и полетело в темень бездонной 
пропасти прошлого. А ввысь неумолимо рвались, распускались 
весенние ростки новых чувств, более острых и трепетных, чем 
голые плотские. Что же случилось с ней?... Может она 
насытилась прямолинейной страстью, которую ей дарили похожие 
друг на друга красавцы-поклонники? Мажет, устала от славы 
секс-символа, славы иссушающей, вытягивающей жизненные соки, 
как вытягивает влагу раскалённая пустыня у одинокого путника. 
Может, устала от однообразной, одномерной услады?... Этого 
Демона не могла и сама определить сейчас. Но ей захотелось 
умыться, очиститься. Глотнуть воды из прозрачного в своей 
чистоте родника, вдохнуть побольше свежего воздуха и окунуться 
в то вечное, непреходящее, что связывает мужчину и женщину 
прочнее власти, денег, золота!
	Рассказывая, Серафим украдкой наблюдал за Демоной, видел 
её смятение, внутренние колебания и волнения. Как она была 
красива в этот момент! Как можно было ею не любоваться?... Но 
ведь не он одни такой? Серафим нахмурился, отвлекаясь от 
мыслей, и вдруг сказал:
	- Кто-то определил тебе ношу в этой жизни, ношу 
неблагодарную, страшную... И мне почему-то кажется, что тот, 
определивший твою судьбу, - ошибся! Не на ту сделал ставку, 
потому как ты другая...
	Девушка вздрогнула как от удара, провела рукой по лбу, 
будто снимая невидимое нечто, и потупила взор. А Серафим 
горячо продолжал:
	- Если бы та знала, как я не хочу, чтобы ты продолжала 
своё роковое шествие! Я не могу объяснить почему – но нас что-
то связывает. Иногда мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь. 
Об этом мне напоминают твои волосы, прекрасные глаза, точёный 
нос, алые губы... и голос... 
	Демона всё ниже опускала голову, словно винясь и каясь. 
Слова Серафима доносились глуше и глуше...

	...Туман рассеялся, и возникло искривлённое разнородными 
чувствами лицо Отродья сатанинского. Он ёрзал на своём 
неудобном кресле, сопел в глубоком возмущении, и закатывал 
вверх кружки-глаза. Лоб у него посерел, покрылся волосатыми 
морщинами, а щёки совсем запали в беззубой пасти и темнели 
ямками. Костлявые пальцы мелко дрожали.
	Демона, одетая в свой “коронный” кожаный костюм с мини-
юбкой, сидела на обычном месте и открыто, с вызовом, смотрела 
на беснующегося куратора. На декорации дьявольского зала она 
уже не обращала внимание.
	- Т-ты позабыла, видать, мои последние наказы, девка ты 
недалёкая и непутёвая! Этот парень твой главный враг! Изводить 
его надо, а не шашни заводить и разговоры завлекательные 
слушать. Может это и не он... – вдруг замялся Отродье, - но из 
компании наших супротивников точно! Их, святых, поубавилось за 
тысячелетия, да, похоже, не вывелись до конца... Сгнои его, 
отрави, разорви на куски, но сгуби! – опять зашёлся однорогий. 
– А то к самому!... Сатане, вскорости, с докладом идти. А что 
я скажу? В жмурки вознамерилась играть, вертихвостка окаянная!
	Демона презрительно усмехнулась, хищно округлила большие 
глаза и неожиданно даже для себя перебила козлобородого  
наставника, цедя слова сквозь зубы:
	- Надоел ты мне... козлина безобразная! Всё учишь, 
учишь... А я хочу по своему, как мне моя душа велит, а не твой 
Сатана желает!
	- Душа?... Это что – бунт? – осипшим, надтреснутым 
голоском пискнул Отродье и вдруг обмяк... 
	Он задёргал плечами, морда плаксиво перекосилась, нижняя 
губа задрожала и из моргающих впадин покатились градом слёзы. 
Демона опешила! А сатанинский помощник плакал, как отчаявшийся 
школьник, который не смог решить домашнее задание.
	- Думал на старости спокойно пожить... – раскачивал он 
горестно головой. – Внуками позабавиться – кстати, твоими, 
красавица. Ан нет, изведут до срока непутёвые людишки... 
Сатана теперь из-за твоего непослушания в котёл к грешникам 
турнёт, и все награды и заслуги к Черту под хвост лягут!
	Он так горько сокрушался и рыдал, что Демоне стало жаль 
дьявольского служаку. Она хотела подняться и пожалеть 
страдальца, погладить по уцелевшему рогу, но он вдруг 
встрепенулся, высморкался в кулак и обдул с бороды мокроту. 
Ошалело глянул на свою подопечную, гмыкнул и растворился в 
воздухе, как будто его и не было...

	...Девушка подняла голову: Серафим приветливо улыбнулся и 
предложил:
	- У меня недавно – буквально вчера – появилось желание – 
сходить с тобой в церковь... Если ты не возражаешь...
	Она потешно нахмурила лоб, обдумывая предложение... Их 
беседу перебила заглянувшая кухарка:
	- Простите, что помешала: Вас к телефону, Серафим 
Григорьевич...
	- Я на минутку, - виновато повёл бровями парень, поднялся 
и довольно ровно, почти не хромая и не сутулясь, направился к 
двери столовой – телефон находился в коридоре.
	Пока шёл, испытывал душевный подъём, вызванный минутами, 
проведенными с Демоной. Ему казалось, что теперь уж точно 
многое поменяется и в его жизни, и в её...
	Звонил Тополев:
	- Серафим! Нужно срочно встретиться! У меня есть важное 
предложение!
	- Срочно – это когда?
	- Я в пяти минутах езды от тебя...
	- Но... – замялся Серафим. – Может... вечером?
	- Только сейчас! Иначе я передумаю или испугаюсь.
	- Ну... хорошо... Жду...
      Серафим положил трубку и собрался идти в столовую, но 
Демона уже вышла навстречу.
	- Мне тоже позвонили по мобильному телефону... Не дают 
отдохнуть... Я отлучусь, но скоро приеду, и мы продолжим...
	- Ты опять туда?... – вспыхнуло неподдельным страхом лицо 
парня. – А я подумал...
	- Ты правильно подумал... Я ощутила иное... Предыдущее 
было сном, бредовым сном! Мы ещё не закончили и в церковь 
обязательно  сходим... Так что - до завтра.
	Демона подошла к Серафиму так близко, что он растворился 
в глубине её тёмных глаз. Появилось ощущение невесомости и 
показалось, ещё чуть-чуть и не устоит на ногах. Она медленно 
приблизилась и лишь притронулась губами к его щеке.
	- До завтра... – прошептала она, пахнув тёплым, волнующим 
дыханием.
	Девушка решительно развернулась и стремительно пошла к 
выходу, а он смотрел ей вслед с блаженной, детской улыбкой и 
не мог сдвинуться с места.
	Не успела дверь захлопнуться, как тут же открылась и к 
замешкавшемуся Серафиму быстрой, упругой походкой подошёл 
телохранитель Илья. Вид у него был озабоченный.
	- Мы, с хозяйкой спешим... мне бы надо обстоятельнее 
переговорить с тобой, Серафим... В общем так, я уже поставил в 
известность охрану и тебе докладываю: по моим сведениям, 
вокруг особняка стали вертеться подозрительные личности. Прошу 
быть осторожнее. Подробнее поговорим завтра.
	Илья козырнул по старой армейской привычке и также 
стремительно удалился, оставив Серафима в полном недоумении. 
Парень пожал плечами и заспешил во двор встречать Антона. 
      Тот не заставил себя долго ждать. Ещё не улеглась пыль на 
дороге от “Шевроле” Демоны, как показался старенький 
"жигулёнок” Тополева. Волосы у корреспондента были 
взлохмачены, лицо пылало нездоровым румянцем. Глаза источали 
ту решительность, с которой бросаются на амбразуру дота, или 
идут в смертельную атаку. Он поспешно вышел из автомобиля и, 
не закрыв дверцу, схватил Серафима за руку и буквально силком 
потащил в дом, приговаривая:
	- Поговорить надо без лишних ушей, у меня серьёзнейшее 
дело!
	- Тут все свои... – пытался утихомирить нового друга 
Серафим, но тот тяжело дышал и был крайне возбуждён.
	Расположились в кабинете на первом этаже. Немного 
успокоившись, Антон начал полушёпотом:
	- У меня есть сведения, что на Демону готовится 
покушение!... Что, в принципе, верно. Во всяком случае я - за! 
Белее того, появилась возможность – я уже завтра выйду на этих 
людей – и мне поучаствовать в этом благородном мероприятии. 
Но, самое главное, ты должен помочь осуществить возмездие - 
уничтожить эту раковую опухоль разнузданных нравов, поскольку  
всё нужно сделать без лишнего шума, тонко. Если сделать грубо, 
то Демона умрёт мученицей и количество её последователей 
только умножится. У нас ведь в народе почитают мучеников. Ты 
как смотришь?
	Немигающим взором Антон уставился на Серафима. У того же 
появилось ощущение, что он сходит с ума... Антон казался не 
адекватным с самого приезда. Убить Демону?... Предлагают ему в 
этом поучаствовать?... Тошнота подступила к горлу и перед 
глазами поплыли красные круги. Неестественно громко ударил 
главный церковный колокол. Его  звуки подхватили колокола 
помельче и похоронный звон, тревожно переливаясь, набатом 
понёсся над домами, деревьями, дорогами...

		Конец третьей части.

Часть 4. Глава 1. Тучи сгущаются.
Возврат к оглавлению