Сизов прибыл на дачу Задии с Аней. За рулём “УАЗика” 
сидел штатный водитель Сёмка Лунев, недавно пришедший из армии 
парень двадцати лет. Он собирался так много сделать после 
“дембеля”: жениться, построить дом, завести детей, купить 
“Оку...  – что постоянно был в глубокой задумчивости и 
оставалось только удивляться, как он умудрялся при этом 
довольно споро, безаварийно водить автомобиль.
	Васька-сторож встретил прибывших как старых знакомых:
	- Вовремя вы – тут опять страсти накаляются, - 
заговорщицки шепнул вахтёр.
	Сизов, естественно, не упустил возможности уточнить 
Васькины намёки:
	- А подробнее?
	- Поговаривают, дача и всё имущество, движимое и не 
движимое, - заложены! Уже приезжали новые хозяева.... Деньги 
со счетов хозяина сняты! Пульхерия в обмороке! А тут ещё 
всплыла любовница Кима Вагановича, англичанка то ли Буффонада, 
то ли Буффорд. Будто бы она и прихватила денежки хозяина. Так 
что... дела.
	- Да... – задумчиво протянул Гордей, обращаясь к Ане, - 
явно назревает новый поворот, что усложняет следствие. Хотя, 
насчёт тайной страсти Задии, я уже слышал и отмечал, мимоходом 
правда...
	- Деньги и любовница – классические спутники мужских 
проблем, - усмехнулась в ответ Точилина. – И как это увязать 
со смертью Сироткина?
	- И я о том же...
	Обмениваясь мнениями, они вошли в дом. Поднялись в 
сопровождении повара Антонины (Фаина отсутствовала) на второй 
этаж и неторопливо вошли в спальню хозяйки. 
      Пульхерия Прокловна страдала классически: укрытая пледом, 
она лежала на широкой двуместной кровати, утонув в пышных 
подушках; на лбу возвышался внушительный компресс, рядом, на 
антикварной тумбочке, громоздились пузырьки, таблетки, шприцы. 
Пахло, как в операционном кабинете. Воздух, казалось, 
химическим облаком накрывал помещение и затруднял дыхание. 
Лицо хозяйки имело вид человека, приготовившегося к уходу в 
мир иной: бескровные губы застыли в скорбном сжатии, закрытые 
глаза спрятались в глазницах, бледные щёки обвисли до самой 
шеи, а руки безжизненными плетями раскинулись на толстом 
пледе. И только периодически поднимающееся одеяло в области 
груди и живота ещё говорило о наличии жизни. 
	Антонина осторожно подошла к хозяйке и робко тронула за 
руку. Пульхерия встрепенулась, раскрыла глаза и неожиданно 
басисто возмутилась:
	- Я же просила: до обеда не беспокоить! Только вздремнула 
после укола. Ты же знаешь: всю ночь не спала!
	От обиды у Прокловны даже слезинка скатилась. Антонина 
собралась оправдаться, но хозяйка уже самостоятельно заметила 
гостей, и её тон заметно изменился:
	- Так бы и сказала, что прибыла милиция. Проходите, 
товарищи начальники, берите стулья, присаживайтесь... 
Извините, запамятовала имя отчество...
      - Гордей Никодимович.
      - Аня... 
      Когда гости расселись, Прокловна, не дожидаясь вопросов, 
начала горячую речь, которая напоминала стенания трагика в 
какой-нибудь античной драме. Женщина то гневно принимала 
сидячее положение и с высоко поднятыми руками взывала к Богу, 
то падала на подушки, закатив глаза; то безутешно рыдала, то 
истерически хохотала. Гордей даже иногда подумывал о скорой 
"нервенной” помощи.
	Тем не менее, Сизов улавливал полезное  из этого 
эмоционального словесного потока. Первое, что вырисовывалось, 
это наличие у горячо любимого мужа любовницы! Поскольку об 
этом Гордей догадывался раньше Пульхерии, то его интересовала 
возможная связь  любовных похождений Кима Вагановича с 
расследуемым преступлением (Гордей теперь только так называл 
события, связанные с Задией). Сведения о пассии получили не 
сразу: Прокловна как только ни называла “подлую стерву”: и 
Бутафордом, и Буффалом, и Буфией. Наконец, с помощью Антонины, 
робко подсказавшей хозяйке английское имя “заморской ведьмы”, 
установили, что последняя (по версии Прокловны) была рождена в 
Шотландии женщиной неизвестного происхождения от русского 
эмигранта и именовалась Кирой  Буффорд. Эти сведения  (как 
водится, украшенные выдумкой) добыл понятным только ему 
образом (очевидно при “бутылочном” общении с хозяином) Васька-
сторож и проговорился хозяйке после начала известных событий и 
стакана выпитой от огорчения водки.
	Объявилась “коварная английская стерва” в бургородских 
краях как представитель известной нефтяной корпорации “Шелл”. 
В её задачу входило подготовить почву для геологоразведочных 
работ на предмет, естественно, наличия нефти!
	“Нефти? – механически отметил Гордей. – Неужели в нашей 
земле присутствует сей золотоносный продукт природы? ... ”
	- ...и вместо того, чтобы заниматься своим 
непосредственным делом, - неистовствовала Прокловна, глядя с 
осуждением  в глаза Сизову, будто и он имеет отношение к 
совращению её мужа, - она стала вертеть своим поганым задом и 
соблазнять чужих мужей, тем более находящихся на высоких 
постах. Никакой совести! Да если бы просто соблазнила, 
побаловалась и бросила, а то ведь обобрала как липку по осени. 
Ещё бы! Воспользовалась б... заморская, что мужик горячий, с 
кавказским безрассудным темпераментом, и давай ему идеи 
бредовые подсовывать, смоченные слюнявой любовью!
	Слова про “идеи бредовые” насторожили Гордея и он, чтобы 
перевести излияния больной в более полезное для следствия 
русло, мягко перебил расходившуюся в своём возмущении женщину:
	- Я поддерживаю ваше негодование, но проясните подробнее, 
какими это идеями потчевала англичанка уважаемого  Кима 
Вагановича?
	Пульхерия Прокловна запнулась на полуслове, даже глаза 
округлила с искоркой удивления:
	- Как?...  Вы ещё не знаете? – глаза женщины расширились 
ещё больше и наполнились неподдельным изумлением. – По-моему, 
это первое, что вы, как милиция, которая нас бережёт, должны 
были бы установить....
	Она ещё несколько секунд недовольно кривила губы и 
изгибала волной брови, а потом акцентировано произнесла:
	- Она толкала его к измене Родине: обратить всё имущество 
в зелёные бумажки, перевести их на её счёт в Швейцарии  и 
уехать в Англию! Каково, а? Чиновнику высокого ранга 
предлагать предательство. Я уж не говорю, что человек женат, 
имеет полноценную семью, детей!
	Тут оскорблённая, глубоко патриотичная женщина всхлипнула 
и стала искать носовой платок. Чтобы не усугублять поиски и не 
прерывать нить рассуждений, Аня услужливо предоставила свой 
платочек. Пока Прокловна тёрла глаза и шумно сморкалась, 
Гордей решил перехватить инициативу и стал задавать наводящие 
вопросы. 
-	Расскажите конкретнее, что заложено или продано, и кто 
стал владельцем?
      - Это не самое главное, - вытерла нос и губы Пульхерия, - 
хотя заложено всё имущество... Главное – ему угрожает смерть!
-	Почему же? – удивился Гордей.
      - Я это почувствовала интуитивно, как любящая жена, когда 
разговаривала с этими... кредиторами.
      - И кто они?
      - Очень подозрительные люди! Какой-то банк... Я точно не 
помню, надо спросить у Васьки:  тот всё знает...
      - Сколько было кредиторов, как они выглядят, и почему они 
показались Вам подозрительными?
      - Надо спасать Кима! Не оставляйте его одного в больнице 
– они убьют его! – вновь заволновалась Пульхерия не слушая 
Гордея.
      Тот попытался уточнить догадки проницательной жены, 
однако дальнейшая беседа явно расклеилась: женщина уже 
выпустила пар своих эмоций, обессилела от напряжённого 
словоизлияния и устало откинула голову на подушку, прикрыв 
глаза. Гордей переглянулся с Аней: обоим стало понятно, что 
разговор надо заканчивать.
	- Вы устали?... – начал было Сизов, но хозяйка лишь 
слегка пошевелила головой и, не открывая глаз, прошептала:
	- ...спасайте Кимушку...
	Выждав мгновение, Сизов повертел глазами и обратился к 
Ане шёпотом:
      - Пойдём. Похоже, здесь всё... Поговорим-ка с 
прислугой... с Василием-бдительным, в частности.
	Сопровождаемые нарастающим храпом и Антониной, они на 
цыпочках вышли из спальни. 

				*    *    *
	Ветер, поддувающий в открытое окно, трепал тюлевые 
занавески так, словно укорял их, что мешали вольготно 
хозяйничать в комнате. Белые крапинки звёзд таинственно 
мелькали из-за серых хлопьев облаков, которые ещё различались 
в последних лучах заходящего солнца. Из кухни доносились 
вечерние звуки уборки и мытья посуды -  там привычно 
хозяйничала Светлана Ивановна, а Гордей при свете настольной 
лампы читал Библию. Он удобно сидел в зале на диване, опершись 
на подушку, подложенную под спину, и вытянув ноги во всю 
длину. Такая поза была для него самой удобной, чтобы отдыхать 
физически и духовно.
	В этот вечер Аня на чай не пришла, занимаясь статьёй для 
своей “Правды”, и Сизов привычно отвлекался от “дел насущных” 
чтением религиозной книги. Библейские сказания и постулаты 
переваривал по-своему, иногда находя  много полезного как для 
души, мысли, так и для дела, которым занимался. Фраза  Христа 
“... ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у 
неимеющего отнимется и то, что имеет...” заставила 
приостановить чтение и задуматься... Мысли невольно 
переключились на проводимое следствие, на новые факты.
	“Действительно, - размышлял Гордей, - Задия, приехавший с 
десяток лет назад с полупустой сумкой, за короткое время из 
“неимеющего” стал “имеющим”. Так почему же всё богатство в 
одночасье пошло прахом? Интересно...“ Прикрыв глаза, попытался 
понять, что же хотел сказать Христос. Нужная мысль долго не 
приходила, и Гордей уже собрался сходить на кухню за 
консультацией к мачехе, как подумал: “Очевидно... под “иметь” 
Христос понимал духовное начало, а не материальное! Тогда все 
противоречия этого изречения снимаются”. Довольный своим 
умозаключением Гордей, заложив руки за голову, томно, с 
хрустом потянулся и продолжил размышлять уже о Кире Буффорд. 
“Неужели она явилась той каплей, которая погубила  человека, 
захотевшего всего сразу и много: деньги, высокие должности, 
разнообразные удовольствия, любовницы... 
	От высоких мыслей вернулся на грешную землю. Итак, на 
сегодняшний день вырисовывается следующая картина, – 
резюмировал Гордей. – С месяц назад, Ким Ваганович взял под 
залог имущества крупный кредит в филиале московского 
“Кидобанка”, снял со своих счетов тоже кругленькую сумму и всё 
это богатство подевал неизвестно куда! Догадки домочадцев и 
иных, причастных и непричастных к делу,  о перечислении на 
швейцарские счета пока не подтвердились. Главная особенность – 
кредит был краткосрочный, на месяц, поэтому Пульхерия 
Прокловна так быстро столкнулась с представителями банка, 
начавших процесс возмещения кредита. Возникает резонный 
вопрос: кому и на какие цели предназначались столь крупные 
деньги, и кому они достались в итоге? Одна ниточка тянется к 
Сироткину, другая, пусть и тонкая, - к Кире Буффорд” .
	То, что  деньги могли стать причиной психического надлома 
Задии, Сизов принял за рабочую, но не единственную, версию. 
Прямой связи между Нилом и Кирой установить не удалось (можно 
надеяться, что пока...). Но исчезли оба фигуранта: один 
навсегда и в известном направлении, а другая ни по времени, ни 
по направлению не угадывалась. Предположение об её отлёте в 
Англию не подтвердились. Навести справки в Бургороде, в 
представительстве корпорации “Шелл”,  о деятельном и 
миловидном сотруднике также не удалось. Представительство 
оказалось стойко закрытым и вызывало подозрения в своей 
истинной принадлежности к всемирноизвестной компании (чем 
сейчас занимался Аксён Бытин). 
	У Васьки-сторожа ничего нового, по сравнению с хозяйкой,  
выведать не удалось. Он повторялся и больше подчёркивал свою 
значимость в доме, чем говорил по делу. Много времени ушло на 
поиски Фаины, бывшей при Задии домашней разнорабочей и, в 
частности, горничной. Она была нужна, чтобы уточнить описание 
Буффорд и возможные дополнительные сведения. Исчезновение 
Фаины из дома объяснялось просто. Когда Прокловна докопалась, 
что поворотливая служанка обеспечивала грешную связь своего 
хозяина, она немедля выгнала помощницу без денежного пособия, 
заменённого на известные для такого случая народные 
напутствия.
	Фаину обнаружили, после длительных поисков по всему 
городу, рядом с дачей Задии, в соседнем коттедже и на той же 
должности. Обиженная на бывшую хозяйку, девушка раскрыла 
подноготную несостоявшейся любви постаревшего кавказца.

	Началось любовное томление Кима Вагановича после 
посещения ... Сироткиным! (И тут он оказался в начале 
процесса). Ушастая Фаина дослушалась, вытирая пыль в соседней 
с кабинетом комнате, что в город прибыл представитель 
серьёзной американской фирмы. Прибыл почти инкогнито, без 
соответствующих рангу гостя почестей и обширных сообщений в 
местной прессе. Такая таинственность почему-то не на шутку 
встревожила обоих партнёров-друзей, в особенности хозяина. Они 
долго и бурно обсуждали это событие и, наконец, что-то решили.
	На следующий день Ким Ваганович неожиданно явился домой в 
обед. Он вылез из своего джипа в приподнятом настроении и с 
букетом цветов. Фаина выглянула в окно и невольно ахнула: 
торжеств будто не намечалось, да и не припоминается, чтобы 
хозяин держал в руках цветы. Обычно эту процедуру выполнял 
кто-то из помощников или штатных охранников. Ваганович же брал 
в руки букет или подарки на последнем этапе действия, 
непосредственно перед вручением. Когда он, сияя своей зубастой 
кавказской улыбкой, направился к Пульхерии Прокловне, та 
потеряла самообладание и чуть не кинулась к мужу на шею. 
Женщина пошатнулась в порыве чувств, но оступилась и было 
сомлела. Благо рядом стоял Васька-сторож и успел попридержать 
переволновавшуюся хозяйку. Ваганович же выдержал эпизод до 
конца! Он поцеловал руку жены, вызвав жидкие хлопки повара 
Антонины, дворника Степана и Васьки; всучил букет и... 
красивую бумажку! Тут и выяснилась причина столь редкого 
явления: благодарный муж купил любимой жене путёвку на Мальту! 
	Событие это ещё долго потом обсуждалось обслуживающим 
персоналом. Сама осчастливленная не отходила от мужчины в 
течение всего обеда и, проводив на нелёгкий труд, до вечера 
плакала... незаметно. С трепетом ждала мужа к ужину. Тот 
приехал поздно. Когда водитель, молчаливый крепыш Миша, привёл 
хозяина, обнимая за талию, в семейные апартаменты,  Ваганович 
только моргал редкими веками и кривил рот пошатываясь. От него 
разило терпкими запахами, настоянными на смеси дорогих 
спиртных напитков и французских духов.
	Прокловна, смотревшая по телевизору уже третий сериал... 
мексиканско-бразильский, дожидаясь супруга, опять 
вознамерилась впасть в прострацию, но немногословный Миша 
коротко прояснил:
	- Работа тяжёлая... у хозяина. Пока всех ублажишь, самому 
бывает тягостно... Вы уж, того... не сердитесь очень...
	Прокловна прониклась, поняла и не осерчала.  Цветы и 
путёвка в знаменитое место отдыха толстосумов смягчили 
душевное смятение женщины и её подспудные подозрения. Через 
день её торжественно проводили в заморский край на 
заслуженный... недельный отдых, а Ваганович как примерный муж 
стал её активно ждать...

      Тайная страсть Задии оказалась видной молодой девушкой со 
строгим прямым носиком и заметной английской чопорностью, 
выраженной в холодном выражении глаз и лакированной причёске 
волос, крашенных под  жгучую брюнетку. Одета была в настоящие 
американские джинсы и майку с многочисленными непонятными 
надписями на фоне огромного орла. Была немногословной, но по-
русски говорила как и положено с заметным акцентом. “Прям 
такая из себя фифа! – презрительно кривила губы Фаина, 
описывая пассию хозяина. – Только и твердила “пэсибо да 
тэнкью”, будто большего и не выучила по-нашему, хотя понимала 
меня хорошо”.
      - А в чём это проявилось? – уточнил это место  Гордей.
      - Ну... – замялась Фаина, - как-то она замешкалась и я по 
привычке выразилась... не совсем прилично.
      - И что?
      - Англичанка поняла! Наши матюки видать по всему свету 
знают, - развеселилась служанка.
       За время отсутствия Прокловны (цельную неделю!) Кира 
побывала на даче всего несколько раз. Приезжала по вечерам на 
нашем “жигулёнке” (марку Фаина, естественно, не могла знать в 
силу своей некомпетентности в этом вопросе), который дожидался 
вместе с водителем на краю посёлка под деревьями. 
      - Какая хитрая и предусмотрительная! – кривила губы 
служанка, комментируя эпизод с автомобилем. – Выбрала нашу 
развалюху для конспирации, чтоб не заподозрили её иносранное 
происхождение!
      Фаина провожала Киру на территорию через дыру в заборе, а 
затем через служебную дверь (ключи от которой были только у 
неё) в дом. Остальная прислуга оставалась в неведении, за что 
Фаина получала дополнительную плату.
	- После таких встреч Ким Ваганович выглядел 
соответственно, помолодевшим и подобревшим? – вклинился Сизов.
	- В том то и дело, что наоборот, - загорячилась Фаина. – 
Становился раздражённым, рассеянным. Ходил не в себе и всё 
что-то обдумывал. Может, собирался бросить хозяйку и смотаться 
с молодой, красивой и богатой за бугор? – предположила 
служанка. 
	- Пути греховные неисповедимы... – задумчиво протянул 
Гордей, обдумывая, как бы найти эту представительницу “Шелл”.
	Беседа с Фаиной закончилась составлением описания 
“англичанки”, после чего Сизов отправился в УВД обсудить и 
подвести итоги “любовной ниточки Задии” с коллегами. По дороге  
Сизов вспомнил своё первое любовное увлечение...

      Случилось это давно, во время путешествия с младшим 
братом по стране после очередного бегства из милицейского 
приёмника для малолетних. В каком-то неизвестном городе, на 
зловонной свалке, они приглянулись бомжу Гришке, по кличке 
Дохлый. Гришка был высохшим мужчиной с типичной внешностью 
бездомного бродяги. Однако, обитал в подвале приличного 
шестиэтажного дома. Все входы в подвал были надёжно закрыты и 
замурованы. Но в одном месте, с тыльной стороны, где кто-то 
посадил кусты волчьих ягод, осталось незамеченным узкое окно. 
Через него, замаскированного куском фанеры, поджарый, гибкий 
как уж Гришка пролез и устроил себе пристанище.
      В тот момент, Дохлый был совсем одинок: недавно похоронил 
подругу Дашку, страдавшую хроническим бронхитом, перешедшим в 
острую астму. От удушья она и померла... Пугливые пацанята, 
собирающие на свалке бутылки, поначалу возмутили его: сам 
специализировался на стеклянной таре! Но тяга к человеческому 
общению пересилила, и бомж предложил ребятам совместный труд и 
проживание. Те согласны были на всё, лишь бы отсидеться и 
переждать время. В щель подвального окна Гордей и увидел 
предмет своего детского поклонения...
      Сделав утренний обход “своих” мусорных мест, троица 
отдыхала в подвале, доедая добытое и занимаясь каждый своим. 
Гришка, распластавшись на тряпье, рассказывал небылицы из 
своей запутанной жизни (любил после трапезы поговорить); 
младший брат мастерил из поломанных игрушек что-то новое, а 
Гордей читал у окна найденную порванную книгу. Он 
подсознательно ждал, когда из дома напротив выйдет девочка с 
весёлыми, шаловливыми глазами и бантиком, который неуверенно 
колыхался на её затылке. Была она маленького роста, но по 
уверенности, с которой направлялась в школу, чувствовалось, 
что учиться не в первом классе. К тому же, её никто не 
сопровождал, что говорило о самостоятельности юного создания.
      Выйдя из подъезда, школьница делала лёгкий поклон в 
сторону восходящего солнца и показывала язык, приветствуя 
таким образом небесное светило. Потом вприпрыжку, размахивая 
портфелем, громко напевая песню из популярного мультфильма про 
львёнка “я на солнышке лежу и на солнышко гляжу...”, 
направлялась в школу. Редкие жильцы, озабоченные своими делами, 
поглядывали на святую непосредственность с пониманием и лёгкой 
иронией. Только дворничиха, грузная, с опухшим лицом женщина в 
грязном фартуке, останавливалась в недоумении. Ухватившись за 
метлу, словно боясь, что её заберут, она  тупо смотрела в след 
девочке и шевелила губами. По гримасе “лица” (скорее – морды) 
можно было понять, что человек в той истерике, при которой 
обычно теряют дар речи. Даже когда предмет возмущения исчезал 
за углом, дворничиха ещё минуту продолжала чревовещать... 
Потом, приходя в себя, начинала мести с таким остервенением, 
что, казалось, протрёт асфальт до дыр!
      Эта сценка повторялась каждое школьное утро и постепенно 
стала забавлять Гордея. Остро захотелось познакомиться с 
необычной девчонкой. Однако пыл ощутимо охладился, когда 
увидел её родителей.  Строгая высокая мама в золотистых очках 
и крепыш отец, пониже ростом, с таким же весёлыми, как у 
дочери, глазами. Семья выглядела не по рабоче-крестьянски и 
явно относилась  к той части интеллигенции, которая имела 
определённый материальный достаток.  
	Девочка вольно держалась за руки родителей, о чём-то без 
умолку тараторила, успевая при этом подпрыгивать и вертеть 
головой Глядя на её, Гордей испытывал щемящее чувство тоски: у 
него такого не было и никогда не будет...
	Как ни странно, но полупьяная дворничиха поспособствовала 
их знакомству, о котором Гордей уже и не мечтал. Тот день был 
неудачным, в смысле результата утреннего обхода мусорных 
баков. То ли кто-то поработал раньше, то ли народ стал 
экономнее, то ли положение в стране с продуктами ухудшилось, 
но завтрак получился более чем скудным. Троица залезла в свой 
подвал и стала ждать следующего утра. Дохлый, свернувшись 
калачиком, нудно похрапывал. Братишка не мастерил, а пытался 
научить ездить собранную из подручных материалов механическую 
машинку. Гордей намеревался прилечь и читать. Раздавшие крики 
заставили его подбежать к окошку.
	Перед ним разыгрывался более чем комичный спектакль! 
Дворничиха, размахивая метлой и издавая утробные звуки, 
напоминающие рычание тигрицы, защищающей свою территорию, 
бегала по кругу за шустрой девчонкой, симпатией Гордея.  
Симпатия вела себя смело и как всегда непосредственно. 
Увернувшись от очередного взмаха метлы, она отбегала на 
безопасное расстояние, показывала свой маленький язычок и 
издевательски напевала, вертя головой: “нам не страшен серый 
волк, серый волк...”. Очевидно у девочки было время до начала 
занятий, поэтому она не спешила и сполна развлекалась, бегая 
по двору. 
      Появились первые зрители: лысый толстяк-очкарик с 
немецкой овчаркой, которую выгуливал по утрам. Он остановился 
на газоне и с ухмылкой ждал развязки, придерживая на солидном 
поводке своего питомца, который почему-то не разделял 
настроение хозяина и, пугливо озираясь на махающую метлой 
женщину, пытался убежать за угол дома.
      “Так её! Давай!”, - мысленно поддерживал озорницу Гордей. 
И тут девочка – споткнулась! Неловко упав на асфальт, она 
разбила локоть и поцарапала колено. Портфель вылетел из рук и 
из него посыпались книги, тетрадки, карандаши... Невменяемая 
дворничиха злорадно гмыкнула и накинулась на ребёнка, тыкая и 
ударяя метлой во что ни попадя. Зритель-толстяк довольно 
ухмыльнулся и отпустил поводок. Овчарка тут же потянула его за 
собой, как добрый конь гружёную телегу, в сторону вожделенного 
угла.
      Гордей не помнил, как выскочил из подвала, пулей подбежал 
к развоевавшемуся работнику ЖЭКа и с силой боднул в зад 
потерявшую совесть пьянчугу. То ли от неожиданности, то ли от 
нарушения устойчивости, вызванного регулярным потреблением 
горячительного, но дворничиха распласталась рядом с девочкой 
как размазанная куча дерьма. Шалунья, которая стойко 
переносила удары метлой, без слов приняла помощь неожиданного 
спасителя: кисло осмотрела свои ссадины, подала Гордею руку и 
бойко поднялась на ноги. Пока их противник очумело соображал и 
осмысливал своё лежачее положение, ребята споро собрали 
содержимое портфеля и, не пытаясь больше искушать судьбу, 
побежали вон со двора. Так Гордей познакомился  с Настей, 
учащейся третьего класса, дочерью ответственных работников 
горисполкома.
      Их детский роман длился не долго, но остался в памяти 
навсегда...
      
      			*   *   *
      Аксён Бытин уже ждал Гордея. Он сидел на скамейке 
напротив кабинета Сизова и излучал плохо скрываемое 
удовлетворение на лоснящемся лице. Поприветствовав 
подчинённого, Гордей открыл дверь кабинета.
      - Входи! По твоим блестящим очам видно, что есть 
интересные новости?
      - И очень любопытные! Недаром я полгорода объездил и не 
одно учреждение обошёл, - самодовольно пыхтя, Аксён ввалился в 
помещение, шумно уселся на стул и привычно вытер пот с носа.
      Гордей открыл окно, поправил занавески и повернулся к 
ёрзающему от нетерпения сержанту.
      - Докладывай...

Глава 9. Конкуренты.
Возврат к оглавлению