Гордей ехал в Скотное к деду Пантелею-Хитрому
общественным транспортом, на автобусе. Глядя в окно на
сельские пейзажи, он старался отвлечься, но мысли невольно
перескакивали то к событиям на болотном острове, то к
покушению на его самого, то к топинской трагедии. Немалое
место в этих воспоминаниях занимала и Аня, хотя её образ
старался отгонять, во всяком случае сегодня. Может подспудно
обиделся, что она так и не пришла вечером на обещанный чай.
Ещё лёжа в постели, он с огорчением подумал, что не к лицу
ему, серьёзному человеку, переступившему полувековой отрезок
жизни, деду, наконец, заглядываться на молоденьких девушек. И
не по-христиански это. Но с другой стороны... Вот эта “другая
сторона” и вносила смятение в душу капитана.
Его внимание привлёк странный разговор двух старушек, к
которому постепенно стали прислушиваться и остальные
пассажиры.
- ...Так вот, прибежали наши девчата, бледные, что
смертынька, перепуганные до икотки! Лукошки пустые! Грибы-
ягоды побросали... – старушка, одетая по моде первых
сталинских пятилеток, перекрестилась и подвела белесые глаза к
потолку.
Её собеседница сняла цветастый платок, вытерла
повлажневший лоб, облизнула высохшие губы и умирающим голосом
выдавила их себя:
- Неужто на лешего напали? С войны не объявлялся,
окаянный!
- Кто его знает, может и леший! А токмо дикий человек...
Говорят...
Старушка заметила повышенное внимание посторонних и
почету-то стушевалась. Наверное, не захотела, чтобы её приняли
за ненормальную. Поэтому дальнейшая беседа у бывалых селянок
пошла наушным способом. “Сплетни”, - механически отметил
Гордей и вновь переключился на свои думы.
Хитрый встретил капитана как старого знакомого, как
друга-бойца: всё-таки вместе подвергались смертельной
опасности. Его елейная супруга споро заходилась накрывать на
стол. Гордей, естественно, стал отказываться от угощения,
ссылаясь на службу и занятость, но, как водится, бесполезно.
За столом разговор быстро переключился на совместно
пережитое на острове. Собственно, Гордей приехал поговорить с
дедом о “болотных бандитах” в свете новых фактов, а также
уточнить кое-какие детали.
- Как Вы думаете, Пантелей Прокофьевич, кто мог убить
этих двоих головорезов, Кузю и Саню? Есть хоть какие-то
соображения? Да и что это за парни?
Дед крякнул после выпитой стопки домашней наливки, вытер
бороду и сказал:
- Земля слухами полнится разными. Часто не поймёшь, где
бабьи побрехушки, а где правда... вилы им в зад! У нас тут под
боком давно орудуют нечистые на руку людишки. Охотой балуются,
рыбкой... Люди говорят, большие деньги зашибают!
- Рыбой?... Откуда здесь рыба? – делая пометку в
блокноте, удивился капитан.
- Ну... вам, как милиции, об ентом надобно знать в
первую голову, - недовольно нахмурился старик. – Неужто не
слышал про рыбхоз “Золотая рыбка”?
- Почему же, не раз на рынке покупал их продукцию,
правда, не золотую. Но на криминально-уголовной почве
сталкиваться не приходилось.
- Ну, может, это не по твоей, Никодимыч, части: у вас, я
слышал, особая служба имеется на энтот счёт. Так вот, рыбное
дело, как ты понимаешь, есть само по себе золотое ещё с
достопамятных времён. А сейчас и поболее того! Так что,
кумекаю я, вокруг рыбхоза банда собралась. А где бандиты, там
завсегда разборки. Вот и мордуют друг дружку, всё золото не
поделят меж собой.
- А конкретнее: факты, свидетельства...
- Конкретнее... Это вам, милиции, разбираться, - опять
хитро прищурился Пантелей ущербным глазом. – Добавлю только:
наш Ванька Быков со своими московскими дружками тожеть прибыл
неспроста. Правда, ребятки наметились на энту... как её,
холеру болотную,... нефть, во! Да и самогон, спирт в смысле...
Думаю, эти две банды и схлестнулись в чём-то. Одни местные,
другие приезжие. Такое часто случается. Помню, у нас до войны
не раз молодёжь грудью сходилась из соседних сёл. Бывало...
- Брат вы мой во Христе! – нетерпеливо прервал
ностальгические воспоминания Гордей. – Можно хоть один фактик!
Не факт, а хотя бы маленький, но достоверный фактик.
Дед отвёл взгляд в угол комнаты, где висела обрамлённая
расшитым полотенцем, в массивной, крашеной под золото, рамке
икона Божьей матери с пухленьким малышом. “Опять мелькает
нефть, - подумал Гордей. – Нужно быстрее прояснить этот
вопрос. Может я напрасно им пренебрегаю...”
- ...Когда Ванька, холера ему в бок, выкрал меня и
доставил пред очи своему главарю, бандиты тожеть поминали...
э... нефть. Так что дело тут серьёзное и это первый тебе факт.
- Опишите дедуля ваших бандитов, в особенности главаря, -
сразу же уцепился капитан.
- Главарь толстый, низкий. Губы как обваренные, и всё
исподлобья поглядывает.
- Не он? - скорее по интуиции, Гордей достал фоторобот
“адвоката”, забиравшего Задию из психушки, и положил на стол
перед дедом.
Дед солидно и внимательно рассмотрел портрет, вытянув его
в руке перед собой, и сказал крякнув:
- Ух! Умно подметили - он, стервец! Особливо, глазищи и
губьяги, кочергу ему в дых... Вознамерился меня,
потомственного партизана, на мушку взять! Да не тут-то было.
Такой неожиданный поворот всколыхнул Гордея. На эту
поездку возлагал надежды, но чтобы так... В голове застучало
от нахлынувших мыслей, он машинально выпил свою рюмку и
внимательнее вгляделся в фоторобот. Старик тоже воодушевился и
продолжил:
- И второй факт: видели не раз мужики, правда
подвыпившие, а бабы трезвые, как у ставка рыбхоза КАМАЗы по
ночам шастают, рыбу сетями ловят в обход государства! Как энто
прозывается, ежели не грабёж среди бела... ночного времени, а?
Вот и соображай начальник, что к чему...
- Да, почтеннейший вояка-партизан, интересные задачки мне
подкинул, даже не ожидал.
- И третий факт, может напрямую и не связанный с твоим
делом, но со странностью. Так вот, на днях объявился в наших
лесах дикий человек, некоторые говорят леший. Но я-то в сказки
не верю, хотя... А началось всё с нашей знаменитости... Лёхи
Шалого.
- Самогонщика, что ли? – переспросил Гордей, вспоминая
разговор старушек-попутчиц.
- Он самый. В тот день Лёха вознамерился после тяжкого
похмелья освежиться в лесу, заодно ягод и грибов
поднасобирать, хоть и не сезон ещё. Как положено, вместе с
лукошком прихватил маленько закуски с пляшкой собственной
“святой водицы”: голову, как известно, без горячительного не
поправишь. Чем калечим, тем и лечим!
Собирал ягоды не долго – маловато их в энто время, -
посему нашёл получше пенёк и примостился откушать. Потом
рассказывал, что не собирался пить третью рюмку, будто и так
полегчало, ан нет, подвела натура – выпил-таки её, проклятую!
Пока вынюхивал корку хлеба, в голове закружилось и так
захорошело, что вынырнувшая из кустов дикого орешника,
заросшая по уши, с жёлтыми глазищами морда в рваной одежде
показалась не лесным духом, а другом по несчастью. “Наверное
тожеть мается, бедолага”, - подумал Лёха и пригласил лешака к
“столу”. Но тот повёл себя как и полагается дикарю: надул
губищи и рыкнул на Шалого так, что тот сразу протрезвел. После
чего лешак отобрал недопитый самогон с закуской и исчез, как и
появился. Когда неудовлетворённый Лёха вышел их леса, то снова
захмелел и долго не мог понять, что это было. Решил сбавить
обороты с зельем и попридержаться, хотя бы пару дней. Может
это происшествие так бы и осталось без внимания, но подоспел
новый случай с молодой вдовушкой Нюшкой из Квашеного. Девка
два года, как лишилась мужика, и хозяйствовала одна. Дело было
под вечер: уже коров подоили и всю скотину накормили. Вдруг во
дворе Нюшки поднялся такой крик, что взбудораженные сельские
собаки, как у Высоцкого, “...с лая перешли на вой”. Однако,
когда все, кто был поблизости и в состоянии, собрались перед
воротами у вдовушки, крик прекратился. Народ, пороптал и начал
уже расходиться, когда показалась раскрасневшаяся Нюшка.
Плутовато сверкнув очами, молодуха извинилась перед
односельчанами и объяснила своё самоисступление, то есть выход
из себя, выразившийся в неистовом крике, беременной свиньёй
Муськой. Мол, та нагло перегрызла дверную петлю, вылезла в
образовавшуюся дыру и устроила во дворе погром с
последствиями, как от тайфуна на побережье штата Калифорния.
Свиная тема оказалась актуальной, и народ на время задержался,
выражая сочувствие хозяйке по поводу неблагодарной скотины и
делясь своим житейским опытом. Посудачили, на том и разошлись,
но... одна неравнодушная бабка задержалась за углом и
догляделась...
- Неужто вашего лешего узрела? – рассмеялся Гордей: это
повествование начинало забавлять.
- Может и не его, - расхохотался и Хитрый аж до слёз, -
но по описанию выходило, что тот лешак! Да и бёг он, лохматый,
в лес с котомкой, озираясь как бандюга какой. Потом бабы ещё
не раз натыкались в лесу...
Сизов слушал деда и машинально, мысленно, повторял
приметы лесного дикаря: глазищи, губищи... Когда старик
закончил, задумчиво сказал, больше для себя:
- Что-то в нём, нечистом, есть... знакомое.
- Во-во, разберись начальник. А то наш участковый только
отнекивается да посмеивается, лом ему в ребро, когда бабы
жалуются. Правда, от Нюшки претензий не поступало...
Назад ехал тем же автобусом. Спешил успеть к концу
рабочего дня, чтобы поговорить с коллегами, да и к Пужаному
хотел заглянуть. Новые факты требовали осмысления и возможной
корректировки первоначального плана расследования.
Общественный транспорт не подвёл, и Сизов застал Пужаного
на месте, в его кабинете. Начальник разговаривал по телефону:
- ...Разберёмся, Лазарь Петрович, обязательно разберёмся!
Я бросил туда лучших следователей... Да-да, я в курсе...
Хорошо, буду докладывать, как договаривались...
Положив трубку, Мирон Миронович вытер вспотевший лоб и
кивнул Гордею садиться.
- Требует найти Задию живым или мёртвым, предлагает, при
необходимости, помощь следователей прокуратуры. Так-то... Вот
напасть с этим грузином!... Ты как раз вовремя, расскажешь,
что нового узнал и выслушаешь новость, я так думаю, не совсем
приятную для тебя...
- Что ещё? – тревожно округлил глаза капитан.
- ...некто с ножом напал на твоего корреспондента!
- Когда? – ахнул Гордей, почувствовав неприятный холодок
между лопатками (так всегда бывало в критических ситуациях). –
Где она? Жива хоть?
- Тут всё нормально – жива, лежит в больнице, первой
городской, в обычной палате. Ранение не опасно для жизни, но
подлечиться придётся. Так-то... А покушение произошло вчера
вечером, около девяти часов.
- Вечером? – протянул Гордей, вспоминая “гориллу” с ножом
в сквере. – Тогда и мне хотели укоротить жизнь. Возможно, те
же люди.
- Ну и дела!... – выпрямился на стуле Пужаный и даже
покраснел. – Этого ещё не хватало. Что же ты мне не сообщил?
- Сейчас как раз собирался, в частности, и об этом
поговорить, хотя хватает и другой информации.
Начальник недовольно посопел, немного успокоился и
сосредоточенно выслушал капитана, задавая только уточняющие
вопросы. Про существование рыбхоза он знал, слышал от мэра о
планах приватизации. О том, что там может орудовать банда
браконьеров, только догадывался. Пару лет назад убили
начальника рыбохраны, убийц не нашли. Новый главный охранник
ещё жив, и сигналов от него не поступало.
- Итак, получается, что к нам прибыла группа московских
братишек, - выслушав Гордея, стал подводить некоторые итоги
Пужаный. – И выкрадали они деда Пантелея Коровина из села
Скотное с целью разузнать про некую нефть, якобы найденную в
нашем топинском районе, а также о новой технологии допингового
самогона? Так что ли?
- Если следовать показаниям деда...
- А Задию зачем уводили, да ещё из психушки? Тоже по
поводу мифической нефти? Что-то этот углеводород стал мелькать
подозрительно часто, а, капитан?
- Я тоже об этом подумал. Надо навести справки: может мы
отстали информативно? В районе назревает нефтяной бум... Если
это так, то помощник мэра, очевидно по должности или по иным
причинам, связан с этой лихорадкой... Да, кстати, - словно
опомнившись, заторопился Гордей, - Вы ключ от моего кабинета
кому-нибудь давали?
- Только уборщице, тёте Глаше. Что-то не так?
- Да, есть кое-какие сомнения... Надо разобраться.
- Ты хочешь сказать, у тебя рылись в кабинете? Ну и дела!
– опять покраснел начальник. – Или ты стал очень мнительным,
или дорогу кому перешёл.
- Вы, Мирон Миронович, прям мысли мои читаете.
- По штату положено, - почему-то вздохнул начальник и
добавил: - Нагородилось у тебя загадок-проблем....
Беседа сама собой подошла к концу, и, получив
соответствующие инструкции, откозыряв, Сизов вышел в коридор.
Тётю Глашу, пожилую женщину благообразного вида, худенькую, в
чистеньком белом халате и неизменном платочке, нашёл на её
рабочем месте – в туалете. Она не торопясь домывала пол,
орудуя громоздкой деревянной шваброй.
На все вопросы уборщица ответила с достоинством
уважаемого человека – хорошего работника для уборки помещений
УВД найти не так просто! Да и работала она уже с год и
нареканий не имела. Вот и сейчас, женщина заверила, что в
кабинете передвигала только мебель, вытирала пыль, а бумаги –
ни-ни... не трогала. Может, лейтенант Ужов? Он на днях в его,
Гордея Никодимовича, отсутствие заглядывал во время уборки...
- И что он там делал? – как можно спокойнее спросил
Сизов.
- Да я же вышла по его просьбе... – пожала плечами
женщина.
- Вышла?... – протянул Гордей, нахмурив брови.
* * *
На фоне городского шума отчетливо слышалось посвистывание
какой-то птички. Сизов остановился возле своеобразного уголка
природы - десятка клёнов, умостившихся в конце квартала, - и
прислушался... Наконец увидел сначала одного, а потом другого
певца – маленьких сереньких птичек с остренькими, длинными
клювами. Они расположились на соседних ветках развесистого
клёна и по очереди причудливо высвистывали, ведя свой птичий
разговор. Время от времени меняли местоположение, но далеко не
улетали. “Наверное, он и она, - умиленно глядя на парочку,
подумал Гордей. - Не иначе, ведут любовную беседу... – и тут
же оборвал себя. - Что это меня на любовную тематику
потянуло?” Тряхнув головой, он улыбнулся, приподнял в руке
пакет с апельсинами, словно убеждаясь в их наличии, и
решительно зашагал по тротуару. Впереди его ждала больница, и
пострадавшая, Аня Точилина.
Девушка находилась в отдельной палате. Заглянувший Гордей
застал её в сидячем положении. Забинтованными руками она
придерживала книгу и увлечённо читала.
- Гордей Никодимович! Как я рада! – подняла Аня от книги
заблестевшие ярким огоньком глаза. – Надеюсь, Вы будете
ухаживать за мной более внимательно, как за безвинно
пострадавшей. Да, и должок за Вами... Мне ещё и угощение!
Она так искренне, по-детски, радовалась и Гордею, и
апельсинам, что мужчина смутился и растерялся: долго не
садился на стул, что-то бормотал, оправдывался и чуть не
оступился. Однако, внутренне собрался и от волнения уселся на
край кровати, извинился и пересел на круглый медицинский стул,
с которого чудом не упал. Наконец, эта взбудораженная суета
улеглась, и началась предметная беседа, в ходе которой Аня
рассказала, как попала в опасную ситуацию.
В тот вечер она, как и договаривались, спешила на чай.
Время оставалось, и решила прогуляться через сквер, тот что в
центре... “Как я её там не встретил?” – подумал Сизов.
...Людей было мало, но оставалось светло, да и фонари уже
горели. Вдруг из кустов сирени выскочил согбенный человек в
невзрачной одежде и с ножом в руках. Он сверкнул в сторону
девушки хищным, затравленным взглядом и бросился в сторону. И
тут у Ани, отвергнув чувство самосохранения, интуитивно
сработала недавно приобретённая “милицейская” привычка ловить
тех, кто убегает, тем более с холодным оружием. “Или кого-то
подрезал, или собирается”, - успела подумать Аня. С криком:
“Стойте!” – она храбро кинулась за бандитом. Тот нырнул в
кусты и когда девушка поравнялась с ним, набросился на неё...
Аня отчаянно защищалась, пыталась даже нападать и при
этом не забывала кричать. Последнее и спасло: на выручку
поспешили два молодых парня, которые куда-то спешили, поэтому
появились неожиданно. Увидев подмогу, пнув неравнодушную
девушку ногой, бандюга скрылся в сиреневых зарослях. Парни,
подхватили Аню под руки и, не обращая внимания на её
кровоподтёки, буквально отнесли к стоянке такси, откуда она и
прибыла в больницу. Все события происходили так быстро, что
девушка опомнилась только в перевязочной.
“Теперь понятно, почему я никого не застал: всё произошла
быстро, а стоянка такси находилась от меня на противоположном
конце”, - отметил Гордей. О том, что и он пострадал от того
же бандита, говорить пока не стал.
- Вот теперь и лечусь: руки порезаны, ссадины на шее и
плечах, синяки, - горделиво закончила повествование храбрый
корреспондент “Бургородской правды”, демонстрируя свои
телесные повреждения.
Однако, Гордей не очень разделял её гордости:
- Нельзя быть такой безрассудной, Анечка. Могло
закончиться гораздо хуже... Сначала нужно звать на помощь, а
потом преследовать. Хотя... исход всякой погони часто решают
секунды.
- Вот-вот, - шутливо надула губки девушка, - с этого и
надо начинать, а потом укорять.
- Опиши-ка мне этого громилу. Надеюсь ты его запомнила?
- А то как же! Лицо квадратное, бледное, глазки глубоко
запавшие. Но, главное, мне показалось, что он был невменяемый.
- В его положении трудно быть вменяемым.
- Конечно, но этот был явный псих. Взгляд дауна.
- Ты уверена?
- На все сто.
- Интересная подробность... – задумался Гордей над тем,
почему он этого не заметил.
Время за беседой, как это всегда бывает, пролетело
незаметно, и Сизов стал собираться. Уходить не хотелось, хотя
уже дважды заглядывала медсестра с многозначительным
выражением на холёном личике.
- Перевязка у меня, - грустно проговорила Аня.
- Да-да, я ухожу. Очень полезную, кстати, информацию ты
мне подкинула. Есть повод к размышлению. Так что – храни тебя
Господь и все силы небесные, разумеется, добрые...
В этот момент из коридора послышался недовольный женский
голос:
- Точилина! На перевязку!
Гордей обречённо махнул рукой, глянул виновато на Аню и
решительно вышел из палаты. Коридор встретил повышенным шумом,
подозрительным взглядом медсестры, больничной беготнёй и
острыми запахами, которых до этого не замечал.
* * *
Санитар Грабарь стоял перед Львом Борисовичем согнувшись,
понурив голову и слегка подрагивая. Главврач уничтожающе
смотрел на подчинённого и отчитывал его по полной программе.
Толстые звуконепроницаемые двери, такие же стены и зашторенные
окна позволяли говорить громко, не стесняясь.
- Я спас тебя от вышки, обеспечил работой, куском хлеба,
бабу тебе, подлецу, нашёл, чтобы не скучал, а ты не смог
сделать такую пустяшную штуку: пришить человека! Чего проще –
подойти сзади и всадить нож в шею. Ты же натренированный,
одних свиней заколол сотни, а то и тысячи...
Санитар качал головой в знак согласия и натужно укал.
От негодования Лев Борисович даже запыхался, как после
хорошей пробежки, которую регулярно совершал по утрам - своё
здоровье берёг и укреплял систематически. Вылив на голову
подчинённого значительную часть отрицательных эмоций, главврач
заложил руки за спину и стал прохаживаться по кабинету.
Неудавшееся покушение на Сизова, который, благодаря болтливому
Холмсу, мог узнать, мягко говоря, нежелательную информацию
про порядки и тайные делишки в областной психиатрической
больнице, поставило перед Пёсиным непростые вопросы. И первый
из них: что делать с Грабарём?
Этого “чокнутого” уголовника, спасая от неминуемой вышки
за серию зверских убийств, он специально пристроил у себя во
вверенном государством заведении. Цель такого “благородного
поступка” – использование невменяемого бандита для “особых
поручений”. То что необходимость в таких поручениях
возникнет, Лев Борисович чувствовал нутром матёрого
махинатора-комбинатора. И вот, как ему показалось, такой
момент настал. Хотя мент, работающий с Сизовым, не нашёл в его
бумагах ничего, касающееся больницы, главврач решил
подстраховаться и убрать капитана. Слишком высоки были ставки:
немало преуспел государственный служащий! Не хотелось,
разумеется, гробить налаженное дело... А риск “проколоться” с
Грабарём был минимальным – что возьмёшь с больного на
голову...
За “подмазанного” следователя УГРО не беспокоился:
профессиональный психиатр досконально разбирался в людских
натурах. Да и доказать что-то против Пёсина при любом раскладе
будет невозможно. А вот Грабаря?... Запомнил ли его Сизов?
Терять уголовника-помощника не хотелось, в данный момент во
всяком случае.
Стук в дверь показался таким резким и пугающим, что
главврач вздрогнул и покрылся мурашками, а Грабарь пошатнулся
и ещё больше съёжился.
- Входите! – внезапно охрипшим голосом прошипел Пёсин.
С противным скрипом дверь открылась, и в проёме возникло
озабоченное лицо Лизы Тимофеевны. У врача по спине пробежала
струйка липкого пота, и он еле сдержал раздражение. От взбучки
медсестру выручил её откровенный макияж: наклеенные длинные
ресницы, наведенные тонким чёрным карандашом, предварительно
выщипанные брови, толстый слой крема, ну, и, конечно, пылающие
помадой губы. Эта раскраска и натолкнула махинатора-медика на
мысль. Но сначала он выслушал старшую медсестру и свою
любовницу... по совместительству.
- Холмс опять капризничает, - доложила она, пугливо
посмотрев на Грабаря. – Что прикажите делать?
- Дай ему нашего, фирменного, - не раздумывая ответил
врач.
- Мы же недавно только курс закончили... – заколебалась
медсестра, - или... Бог с ним? А если родственники...
- Не кинутся. Если что, оформим, как обострение на фоне
навязчивых идей с возможным летальным исходом. Не волнуйся,
дорогая, сама знаешь эту механику.
Пёсин говорил уверенно, привычно, как будто речь шла о
заболевшем баране в паршивом стаде. Понимающе глянув на
понурого санитара, удовлетворившись полученными инструкциями,
Лиза Тимофеевна собралась уходить, но Лев Борисович остановил
её:
- Сможешь поработать гримёром?
- В смысле?
- Нужно этого красавца так загримировать, чтобы даже я не
узнал, а не то что мать родная.
Лиза Тимофеевна подошла к санитару вплотную, рассмотрела
его невзрачное квадратное лицо и констатировала, что она
сможет выполнить поставленную задачу. Грабарь непонимающе
заморгал глазами, а Лев Борисович остался доволен найденным
решением. Поблагодарив помощницу, вежливо её выпроводил и
занялся дальнейшей психологической обработкой, проще сказать,
зомбированием в нужном направлении свихнутого уголовника.
* * *
Сёмка Лунев остался с УАЗиком на обочине трассы, а Сизов
пошёл по лесной дорожке пешком. По небу медленно, широким
фронтом плыли серые кучевые облака. Их цвет становилась всё
более тёмным, предвещая дождь. Усиливался и ветер. Он всё
напористее раскачивал верхушки сосен, заставляя их гудеть и
постанывать.
Гордей, не отвлекаясь от раздумий, машинально отмечал
изменения погоды: в последнее время с дождями ему положительно
везло. Он решил ещё раз осмотреть место, где нашли обгоревшие
тела с остатками “Вольво”. Его смущало наличие других
автомобилей. Предположительно, по рисунку и ширине шин, это
были иномарки, но не только... А по свидетельству шофёра
Задии, они расстались с шефом где-то в этом районе трассы. Ким
Ваганович уехал в неизвестном направлении на... джипе
популярной японской марки.
Уже было установлено, что убитые - жители столицы, оба
ранее судимые. Это наталкивало на мысль об их возможной
принадлежности к той самой, московской банде, о которой
неоднократно упоминал Хитрый и которая, вероятно, забирала
Задию из психиатрической больницы.
Определённая связка вырисовывалась более чем отчётливо,
но... кто же кого убил? За что? Кто третий, вышедший из леса
участник преступления? С такими мыслями Гордей подошёл к
злосчастной поляне. Печать былой трагедии, как свежая,
незажившая рана на теле, ещё сохраняла свои следы: обгоревшие
стволы деревьев, пожухлая трава и заметное масляное пятно. Но
капитана больше интересовали окрестности, чем сама поляна.
Мимолётно наслаждаясь лесными ароматами, он стал кропотливо,
шаг за шагом осматривать землю.
После получаса поисков, вернулся в исходное место,
постоял в задумчивости и собрался уходить. Однако, словно
осенённый внезапной мыслью, Гордей быстро подошёл к кустам,
нагнулся и долго всматривался в еле различимый след. Потом
проделал то же самое чуть в стороне, углубился в лес, вернулся
назад. Наконец, остановился и сказал сам себе:
- Здесь явно был и четвёртый участник! Следы
характерные...
Находка так озадачила Гордея, что он в задумчивости стал
прохаживаться, возвращаясь к уже осмотренным местам. Подходил
и к обгоревшим соснам. На небе тем временем тучи поредели, и в
один из просветов выглянуло солнце. Оно показалось таким
ярким, таким горячим, что капитан сощурился и блаженно замер.
Хруст веток вывел его из расслабленного, задумчивого
состояния. Он обернулся и замер – в нескольких метрах из-за
ствола сосны выглядывали горящие лихорадкой глаза, обрамлённые
сверху взъерошенными волосами, а снизу, на щеках, – густой
щетиной грязного цвета.
Пока Гордей приходил в себя, соображая, что наверняка это
тот самый дикарь-леший, всполошивший округу, борода
разверзлась в районе рта, продемонстрировав жёлтые зубы между
толстыми, налитыми кровью губами, и издала утробный звук. Что
сие напоминало, сразу не сообразил: что-то среднее между
негодующим рёвом изголодавшегося бычка и рыком льва в
африканской саванне после неудачной охоты на антилопу Гну.
- Эй ты! Кто будешь? – начал было диалог опомнившийся
капитан. – Подходи, не бойся...
Дикарь недоверчиво посмотрел, промычал что-то миролюбиво
и... исчез. Сизов так и остался стоять на месте озадаченный.
Погоню устраивать не стал, интуитивно ощутив её бесполезность.
Небо прояснилось, и в лесу стало совсем тихо...
Когда ехали назад, обдумывал, кого же напомнил этот
“леший” и как его отловить. Именно отловить, как зверя,
поскольку по-другому вряд ли получиться. Проделать эту
операцию придётся обязательно, так как народ беспокоиться и,
вообще, непорядок это, допускать в наше время разведение
“нечистой силы” в лесах. “Однако, кого же он напоминает?” –
опять кольнул вопрос.
Часть 2. Глава 4. Новое покушение.
Возврат к оглавлению
Количество посещений: 14