Глава 2. Вместилище страстей.

	Небо в тот день было таким лазурным, что хотелось 
смотреть не него не отрываясь. Серафим стоял в саду, опершись 
на грабли, и, запрокинув голову, любовался небосводом. Лёгкие, 
рассыпчатые облака прозрачной дымкой набегали на чистую синеву 
и тут же стремительно уносились ветром. Ощущение воздушности, 
невесомости наполняло парня! Он наливался упругой силой, 
новыми устремлениями и неясными ещё, но осязаемыми надеждами. 
Даже осанку держал прямее. Серафим отвлёкся от работы, ожидая 
Федотыча, который пошёл за кустами азиатских цветов, чтобы 
высадить их на новой клумбе.
	Голос Грабовского вывел его из отрешённого состояния.
	- Бросай грабли – нашёл тебе стоящее дело! - весёлым, 
даже озорным, тоном, издалека крикнул хозяин, показавшись на 
дорожке сада. – Не вздумай отказаться.
	Да, сегодня Эммануила было не узнать. Куда подевалась 
озабоченность и пасмурность последних дней? Он определённо 
сиял и цвёл, как тюльпан по весне в канун восьмого марта!
	- Собирай вещи, какие найдутся, и... айда из этого дворца 
моих терзаний и мук! – напыщенно, в несвойственной ему 
театральной манере говорил Эммануил.
	Он подошёл вплотную и положил руку на плечо парня.
      – Будешь хозяйничать в другом дворце. Может... не таком 
роскошном... Но... свободном от проблем семейных. Это я о 
себе, конечно, - неестественно рассмеялся Грабовский.
	При всей шаловливости его настроения, в нём проскакивала 
некая наигранность и скрытая неуверенность. Чувствовалось, что 
в глубине души, его что-то угнетало, не давало полностью 
окунуться в омут беззаботного веселья.
      - Прикупил я ещё одну хижину двухэтажную, скромнее, 
правда, этой... – указал он на свой особняк. – И хочу тебя, 
несмотря на молодость, назначить управляющим. Как предложение, 
а?
      Новость озадачила Серафима, поэтому ответил не сразу. Но 
увидев в глазах хозяина одобрительные огоньки, неуверенно 
проговорил:
      - Оригинальное, конечно... Подумать бы надо...
      - Не надо! Охрана там будет. Твоё дело руководить 
прислугой: кухаркой, горничной и дворником – и поддерживать с 
их помощью в доме и на участке порядок. Естественно, вовремя 
выполнять мои поручения, а именно: готовить застолье, типа 
обеда, чаще – ужина, соответствующую музыку... И в этом духе.
      - То есть намечается отдушина для свободного от семейных 
уз времяпровождения? – настороженно усмехнулся Серафим.
      - Видишь ли... – посерьёзнел Эммануил, - может я решил 
внять твоей притче, которую ты мне давеча вечером рассказал... 
Нажраться по самоё горло этой... красоты, грешной любви, при 
этом не трогая и не третируя семью, а потом... как Бог даст! И 
ты мне должен в этом помочь. Ты сможешь, я уверен...
      Задумавшись, Серафим снова взглянул на небо: лазурь 
исчезла. Вместо неё налетели серенькие тучки и, как стая 
волков, обложили солнце. Тем не менее, настроение у Серафима 
лишь слегка потускнело. В предложении хозяина он увидел 
рациональное зерно. “Совершенно ясно, - думал он, в возникшей 
паузе, - Эммануил Михайлович влюбился... Хочет для своей 
пассии устроить дом свиданий... Пусть... У меня будет много 
свободного времени, которое надо потратить на книги: хочется 
глубже почитать историю, о религии, философии...” В последнее 
время Серафима потянуло к гуманитарным наукам. Захотелось 
разобраться предметнее в человеке и человеческом обществе, его 
непростой истории, в перспективах грядущего. Он чувствовал 
неосознанную тягу к этим вопросам бытия. Они всё больше 
интересовали его...

      			*  *  *
	“Дом свиданий”, как его окрестил Серафим, был расположен 
на противоположной от дворца Грабовского стороне города. Тихая 
улочка в частном секторе постепенно украшалась каменными, из 
красного кирпича заборами, из-за которых выглядывали 
причудливые евродомики. Было здесь уютно и по-деревенски 
патриархально.
	Переехал Серафим быстро, без лишней суеты, успев 
попрощаться только с садовником. Жанне сам Грабовский 
объяснил, что нашёл парню “стоящее дело”. В подробности не 
вдавался, да и жена не привыкла вникать в дела мужа. Её 
кротость и покорность в данный момент как нельзя устраивали 
Грабовского. Как человек умный, он понимал, что менять такую 
жену даже на модельную красавицу не стоит. Сказал же мудрец, 
что всё проходит... К тому же влиятельный, богатый тесть ещё 
более усиливал позиции Жанны. И тем не менее, Эммануил 
подсознательно готовился к любому исходу...

	Внутренняя отделка и меблировка соответствовали 
современным модным веяниям. Даже картины, которые украшали 
стены коридоров, как и статуи, были выполнены в стиле модерна. 
Настораживали своеобразной “оригинальностью” экземпляры так 
называемого современного искусства: некое чудовище из 
всяческого мусора и хлама. Или с высунутым языком бычья 
голова, плавающая в растворе. Выделялись картины обнажённых 
натур (не только женщин) в очень экстравагантных позах. 
	В доме было всё для полноценной жизни и отдыха, даже 
бассейн с сауной, не говоря уже о тренажёрном зале и 
великолепных спальнях, гостиной и столовой. Только сад был ещё 
молод, отчего дом казался одиноким и грустным среди 
низкорослых саженцев и высокого забора.
	Серафим мог только догадываться, чьи вкусы и пожелания 
учитывались при планировании внутреннего убранства дома. 
Многое, особенно предметы современного искусства, его 
шокировало. Однако привыкнув, присмотревшись пристальнее, он 
стал находить в них некую философию. “Наша сложная, 
противоречивая жизнь, очевидно, должна порождать подобные 
шедевры. В них отражается как взлёт, так и деградация 
человеческой личности. И кто из них возьмёт верх, покажет 
только время...” - размышлял Серафим, стоя у такого 
художественного изыска. 

	Круг его обязанностей был хотя и обширен, но не сложен. С 
подчинёнными решил вести себя просто, не подчёркивая без нужды 
своё “начальствующее” положение. Они это почувствовали уже с 
первого дня, когда Грабовский представлял молодого 
управляющего. Это были обыкновенные, подобранные лично 
Эммануилом, люди, знающие свой участок работы. На данный 
момент их устраивала оплата труда и его условия. К 
непосредственному начальнику они были настроены, пока во 
всяком случае, явно нейтрально, даже безразлично.
	Обещал Грабовский и книги по тематике, указанной 
Серафимом. Для начала нашёл ему несколько исторических 
произведений из домашней библиотеки Жанны. В целом, жизнь 
парня на новом месте начиналась не скучно, заняться было 
чем...

      			*  *  *
	Прошло несколько дней...
      Осваиваясь в новой обстановке, Серафим нашёл минутное, но 
важное занятие, которое доставляло ему неподдельное 
удовольствие. Из окна коридора второго этажа была хорошо видна 
церковь, вернее, её золотистые купола и, в особенности, 
колокольня. Звонили несколько раз в день, и Серафим с 
трепетом, стоя у окна, любовался строгими формами храмовой 
православной архитектуры и наслаждался гулкими звуками 
колоколов, которые будили воображение и воспоминания о Еве... 
Сердце и душа наполнялись подзабытыми чувствами, далёкими 
образами и тем давним, что безвозвратно ушло, но продолжало в 
нём жить. Остро захотелось сходить в святое место: он не забыл 
то невероятное волнение, испытанное, когда с Евой ходили в 
церковь. 
      
	Утро начиналось как обычно, хотя погода собиралась 
меняться: ветер усиливался и становился свежее. Небо ещё алело 
на востоке, а серая пелена облаков, угрожающе расширяясь, 
наплывала с запада. Запахи цветов и травы воспринимались 
острее. Эти изменения Серафим отмечал машинально, делая 
утренний обход своего хозяйства.
      Шум проезжающего по улице автомобиля не отвлёк его: 
спешил к своему окну послушать колокольный звон. Уже на 
крыльце услышал, как с мягким урчанием открылись входные 
ворота и на площадку перед домом въехал новенький “Шевроле”. 
Серафим остановился и обернулся...
	Автомобиль подъехал к крыльцу и плавно, бесшумно 
остановился. Открылись передние дверцы и одновременно из них 
вышли двое: один, водитель, высокий, в безупречном костюме 
грузный мужчина, а другой - низенький, толстенький, в 
мешковатой, довольно странной одежде.
	Толстячок проворно кинулся к задней дверце и торжественно 
её открыл, приговаривая:
	- Прошу, королева, выйти на свет божий, и узреть хоромы 
вашего высочества!
	Тем временем водитель приветливо обратился к остающемуся 
в недоумении Серафиму:
	- Принимайте гостей, вернее госпожу со свитой, господин 
управляющий... э... Серафим Григорьевич... Я правильно 
сориентировался в вашем имени-отчестве?
	Серафим машинально кивнул в знак согласия. Происходящее 
подействовало не него странным образом: будто острым резануло 
в мозгу, а по сердцу прошлась волна июльского жара! В глазах 
затуманилось, голова закружилось... Он пошатнулся и 
инстинктивно взялся за перила, боясь упасть.
	Резко менялась и погода: небо укрылось громадами черных 
туч, уже рокотало, ветер усиливался! Но та, которую назвали 
королевой, не спешила. Она грациозно подала ручку веселому 
толстячку и легко выпорхнула из салона. Встряхнула головой, 
поправила рукой высокую причёску и обернулась к дому и 
Серафиму...
      Небо раскололось яркой зигзагообразной вспышкой, и 
раздался мощный раскат грома! В свете молнии он увидел её 
лицо, глаза и обомлел... “Неужели опять ухожу?...” – кольнула 
и упорхнула мысль. Серафим опустил голову и закрыл глаза 
ладонью. Крупные капли дождя, вместе с белыми градинками, 
непрерывным потоком хлынули на землю.
      
	Мужчины, захлопнув дверцы автомобиля, кинулись в дом, а 
девушка осталась на месте. Уже белые точки укрывали её волосы 
и по лицу текли струйки воды, а она, казалось, закаменела... 
Толстячок, видя нерешительность своей королевы, махнул в 
отчаянии рукой и вернулся назад. Все движения он проделывал с 
той карикатурной подвижностью, которая присуща обычно клоунам 
или комикам. Он схватил девушку за руку и, вытирая от влаги 
свои глаза, прокричал:
	- Демона, дорогая моя неразделённая страсть! Неужели ты 
не боишься грозы и града? Дождь - это конечно прикольно, но 
мне так не хочется превратиться в мокрого затасканного кота! 
Да и тебе, родная, мокрота ни к чему...
	Он тряс её руку, а она стояла как загипнотизированная. 
Всполошился и водитель. Он глубоко вздохнул, как перед прыжком 
в воду, и кинулся под дождь. В этот момент так сверкнуло, что 
осветило весь двор огненным шаром. Стрела молнии с треском 
вонзилась в плитки возле автомобиля, подняв столбик дыма. 
Мужики оцепенели, ударил громовой залп, и Демона ожила: она 
мотнула головой, словно освобождаясь от сна, вытерла мокрое 
лицо и устало улыбнулась:
	- Чудик, ты же знаешь, я ничего не боюсь. Идём в дом...
	Приходя в себя, с опаской поглядывая вверх и на трещину в 
месте удара молнии, мужики взяли девушку под руки и под 
словесный аккомпанемент толстячка направились к ступенькам. Их 
встречал растерянный, бледный Серафим. У него было состояние, 
как после тяжёлого, беспокойного сна. Пока знакомились, 
обменивались дежурными фразами, восхищаясь ударом молнии, 
гроза ушла, ветер утих, и даже выглянуло солнце. 
      Так странно, с налётом мистики, состоялось знакомство 
Серафима и Демоны, любовницы Грабовского и неофициальной 
хозяйки двухэтажного особняка.
					
                         *  *  *
	Демона не собиралась долго задерживаться: для неё это 
была ознакомительная поездка. Ведь Грабовский фактически 
подарил ей этот особняк. Она, слегка промокшая, в 
заторможенном состоянии ходила по дому в сопровождении своей 
свиты и Серафима и, рассматривая комнаты, мебель, картины, 
статуи, пыталась понять, что с ней было во время грозы и чем 
её поразил этот хромающий, с заметной сутулостью парень. На 
него она пыталась смотреть только мельком, не задерживая 
взгляд. Да и сам молодой управляющий хромал ещё заметнее и с 
трудом демонстрировал деловитость и невозмутимость: в душе 
кипела сумятица чувств, совершенно сумбурных. Иногда его 
накрывала горячая волна, затем холодная. То всё обрывалось, то 
натягивалось тугой струной и начинало звенеть, отдаваясь гулом 
в голове, сердце, в каждой клеточке и жилочке!

	Спокойствие демонстрировал тяжёловесный Гоша, а Чудик 
находился в своём амплуа: сыпал анекдотами, прибаутками, даже 
пританцовывал. Бычья голова вызвала в нём неподдельный 
восторг:
	- Дама и господа мужчины! Сие творение рук человеческих 
говорит о недюжинном художественном воображении его автора. 
Увидеть в отрубленной скотиньей головешке и высунутом в 
предсмертной агонии языке некий эстетизм, порочную красоту или 
позыв к философскому размышлению не каждому дано. Лично у меня 
сей образец художественного взлёта, прямо скажем своеобразной 
фантазии, вызывает чувство, которое я испытал, когда мне в 
подворотне приставили к горлу нож... Но обезглавить бедного 
артиста не успели, поскольку он, то есть я, упал в глубокий 
обморок!
	Разглагольствования Чудика подействовали на Демону 
успокаивающе. Она впервые усмехнулась и поддержала тон своего 
шута:
	- То есть была вероятность, что мы могли бы лицезреть под 
этим стеклом твою смешливую шарообразную часть тела, а не эту 
многозначительную символику? Что же ты, дорогой, подкузьмил 
своих поклонников и покровителей!
	Реплика девушки словно разрядила обстановку и даже 
вызвала смешок у невозмутимого Гоши. Серафим тоже оживился и 
подключился к разговору. Он смелее взглянул на девушку, хотя, 
как вести себя с ней, не определился.
	- А я бы посмотрел на этот символ по-другому...
	- Можно и по-другому... - привычно перебил шут, но его 
поднятой рукой остановила Демона, давая понять, что не стоит 
так бесцеремонно себя вести. 
	- ...Когда смотришь на живого быка, которого я видел на 
сельскохозяйственной выставке в школьные годы, то поражаешься 
его мощи и силе. А эта мёртвая голова – символ уничтоженной 
физической красоты, уничтоженной теми, кому дана душа и разум. 
Следовательно, этот образец абстрактного искусства  отражает 
нехорошую тенденцию – духовное самоуничтожение или, как 
минимум, обнищание...
	Демона улыбнулась, повела плечами – она уже полностью 
восстановилась – и, опережая своего скомороха, по-своему 
поддержала Серафима:
	- Вот именно, я бы добавила: и возрождение культа тела, 
как первоосновы всего и вся в человеке.
	Серафим хотел возразить, но, взглянув в похолодевшие 
тёмные глаза красавицы, смутился и предложил смотреть далее.

	Пока они ходили, кухарка приготовила обед. Его меню 
Грабовский лично составил до приезда возлюбленной с учётом её 
пожеланий. 
      После дискуссии у “бычьей головы”, разговор за столом 
поначалу не клеился. Только Чудик иногда “чудил”. В целом же, 
трапеза протекала по-светски чинно. Каждый был занят едой, 
поскольку все проголодались. Вкуса пищи Серафим, однако, не 
ощущал: в голове роились мысли, а на душе было смятение и 
неуверенность, как перед прыжком в пропасть или в опасную 
неизвестность. Увидеть наяву роковую красавицу!... Ему остро 
захотелось остаться одному...
	Того же желала и Демона. Она чувствовала себя не в своей 
тарелке. Привычная самоуверенность и самовлюблённость на время 
покинули её. Перемену в богине заметил и Чудик. Когда 
закончили с обедом, он неожиданно посерьёзнел и предложил 
(правда, в своей манере) элементарно отдохнуть:
	- Вы устали, моя королева! В последнее время много 
трудитесь. Предлагаю устроить короткий послеобеденный передых 
в сих царских хоромах. Заодно проверим их на вшивость в плане 
спокойного, оздоровительного сна.
	Предложение было принято.
      Каждому Серафим отвёл отдельную спальню на втором этаже, 
а сам отправился вниз: ему тоже захотелось не только 
уединиться, но и полежать. Чувствовал такую усталость, будто 
трудился с лопатой целый день!
	Когда зашёл в свою комнату, услышал наверху лёгкие шаги. 
Его  передёрнуло, как от дуновения ледяного ветра. Он взглянул 
на потолок и поёжился: получалось, что Демона расположилась 
над ним! Это были её шаги...
	Не снимая обуви, улёгся на кровать, заложил руки за 
голову и прикрыл веки...

	...Ветер дул с такой яростью, что приходилось с силой 
упираться ногами и наклоняться в сторону ветра. Горообразные 
волны с ожесточением набрасывались на берег и, шипя в 
пенящейся злобе, откатывались назад в чёрную бездну, чтобы 
взъяриться снова. После них оставались разглаженный песок, 
водоросли, камешки и брызги, повисшие туманом в воздухе.
	Кутаясь в белую накидку, Серафим стоял у самой кромки 
водной стихии и, покачиваясь от мощного воздушного потока, 
любовался взбесившимся морем. Сквозь шум ветра и волн, он не 
сразу различил звуки. Однако солёные брызги заставили 
отвернуться в сторону, и он увидел и услышал то, от чего 
замер...

	Как и в прошлый раз, по берегу шла процессия: мускулистые 
чернокожие мужчины в набедренных повязках осторожно несли 
носилки с полуголой, укрытой прозрачной кисеёй девушкой, а по 
бокам ровными рядами шествовали воины в доспехах и с копьями. 
Но появилось новое лицо – карлик в скоморошьем наряде: на 
шарообразной голове конусом торчала разноцветная шляпа; 
разукрашенное лицо пересекалось ртом до самых ушей, а на теле 
болтался мешок из двух черно-белых половин. В пляске мелькали 
босые ноги и бубен в руках.
	Шут подпрыгивал, стучал в бубен и речитативом пел что-то 
неразборчивое, но игривое. В целом же, от процессии исходило 
не веселье, а нечто настораживающее.
	Вот, носильщики остановились, опустили ношу и, склонив 
головы, с почтительным, рабским видом выстроились перед своей 
госпожой. Казалось, бушующее море, свирепый ветер, никак не 
трогали их: молодые шоколадные красавцы стояли не 
шелохнувшись. Девушку стихия тоже не беспокоила: её прозрачное 
покрывало лишь слегка колыхалось. Воины, как и в прошлый раз, 
расположились в ряд и повернулись спинами. Шут притих и с 
наигранной, кривой ухмылкой уселся на песок в позе бухарского 
эмира (не хватало только слуг с опахалом).
	Девушка слегка приоткрылась и заговорила. Её голос звучал 
надменно, высокопарно и отчётливо доносился до Серафима.
	- Для вас, мужчины, сильные и отважные, наступил момент, 
которого вы так ждали и страстно желали: у вас есть шанс 
насладиться моим телом, моей любовью. Вы этого хотели?...
	Африканцы без слов опустили головы ещё ниже, так что 
стали видны их затылки. Смотреть на свою повелительницу они 
явно побаивались. Всполошился вдруг шут! Он загремел в бубен и 
завопил:
	- Мужики! Хватайте счастье за хвост пока не уплыло! Такую 
богиню поиметь, приласкать, откушать – это же мечта не только 
идиота, но любого ненормального мужика! Я бы на вашем месте...
	Девушка подняла руку, и клоун умолк на полуслове, 
заглушив бубен руками. Красавица указала на бушующее в 
безумстве море и продолжила:
	- Там, в этих гигантских волнах кроется ваша победа над 
мечтой! Кто войдёт в море и вернётся назад, будет вознаграждён 
и получит мою ласку и тело...
	На слова повелительницы море ответило ещё большим 
неистовством. У Серафима перехватило горло от ужаса - она 
посылала этих чёрных мужчин на верную смерть! Он хотел 
сдвинуться с места, но возмущение было так велико, что тело 
налилось свинцом, а ноги словно приросли к песку.

	Африканцы поклонились госпоже до самой земли, 
развернулись и торопливо, обгоняя друг друга, кинулись в 
набегающие водные громады... Вскоре их тела замелькали, как 
щепки на бурлящих гребнях. Вначале они боролись и пытались 
выбраться на берег, но море, как страшный монстр, неумолимо 
тащило их назад в свою клокочущую пасть!... Вот уже не стало 
видно спин... мелькнула одинокая голова... рука... 
	И тут снова оживился шут: он ударил в бубен, подпрыгнул и 
шустро побежал к пляшущей волне с криками:
	- Эх вы, слабаки! Вот я покажу, как надо одолевать эту 
взбесившуюся лужу!
	Однако, весельчак подбежал только на безопасное 
расстояние, где его вымочило до пят долетевшими брызгами, и 
тут же вернулся назад. Он искривил смешливую гримасу на своём 
мокром, с размазавшейся краской, лице, и захихикал перед 
девушкой:
	- Я единственный, который не утонул. И мне полагается...
	И тут у Серафима прорезался голос:
	- Почему же! Извольте! Ещё есть желающие побороться за 
право обладать этой жестокой, ненасытной красотой! Дайте мне 
окунуться в этот,  сулящий возможное наслаждение водный вихрь!
	От неожиданности шут раскрыл рот да так и остался на 
месте. Девушка поднялась со своих носилок и, прикрывая лицо 
покрывалом,  произнесла с явным недоумением:
	- Это что за незнакомец? 
	Она хотела обратиться к своей страже с командой, но потом 
передумала.
	- Ну, что ж – попробуй! Лицо у тебя умное, 
воодушевлённое, вот только тело...
	Всё существо Серафима переполнял гнев, и он, подойдя 
ближе, с горячностью произнёс:
	- И тело у меня крепкое, хоть и горбатое! И не боюсь я 
нечего, а вот ты... зачем прячешь лицо?
	Пока происходил этот диалог, море неожиданно стало 
утихать. Ветер ослабел, волны успокоились, будто 
удовлетворились и насытились человеческими жертвами. Вот уже 
волнение стало переходить в лёгкую зыбь...
	- Ты поборись с волной, а потом...
	Девушка посмотрела мимо Серафима на море и запнулась. Шут 
что-то опять загорланил. В глазах у парня потемнело, в голове 
закрутилось...
      
      Серафим открыл глаза... По комнате бегали солнечные 
зайчики, создаваемые занавеской, которую колыхал слабый 
ветерок из открытого окна. Пахло чем-то пряным, привнесенным 
снаружи. Еле слышимые шаги наверху заставили его подняться. Он 
поморгал глазами, освобождаясь от тягостных впечатлений 
очередного видения. Где-то в глубине души осталось смятение, а 
в голове подсознательно крутился ворох мыслей. “Однако, все 
уже отдохнули и пора возвращаться к гостям...” – отмахнулся он 
от дум и решительно вышел из спальни. И вовремя: по лестнице 
уже спускалась вся троица во главе с Демоной.
       
      Девушка выглядела отдохнувшей и повеселевшей. На её 
посвежевшем, ставшем ещё более привлекательном, лице играла 
шаловливая улыбка. И только в глубине тёмных глаз, затаилась 
скрытая настороженность: 
      - В этом домике чудно спится! Я принимаю твои, господин 
управляющий, усилия по созданию такого комфортного, домашнего 
уюта. Скорее всего, здесь будет моя резиденция для отдыха. 
Можешь передать это господину...
      - И не только это! – вмешался Чудик, который обошёл 
Демону, театрально ей поклонился и продолжил: - Вы, королева, 
восхитительно смотритесь в любом месте, а сей домик, как вы 
изволили выразиться, просто умрёт без вашей неземной особы!
      Серафим растерянно заулыбался, освобождаясь от 
внутреннего напряжения. Он подумал, что этот шут определённо 
не лишний: умеет создавать настроение. Чудик же был явно в 
ударе и юморе:
      - Вот послушайте реально случившуюся умору – я ненадолго  
задержу почтённую компанию. 
      Все остановились перед дверью и, улыбаясь каждый по-
своему, приготовились выслушать очередную побасёнку бывшего 
комика.
      -...Один мой знакомый, нестарый ещё, крепенький мужичок, 
купил на деньги, выигранные в нацлотерею, дом (правда, 
поскромнее этого) в новом районе. Тому обстоятельству, что 
дома и заборы на этой улице были похожи друг на дружку, как 
однояйцовые китайские близнецы, он значения не придал. На 
следующий день после вселения, на работе обмыли событие, как и 
подобает трудящемуся человеку, которому привалило нежданное, 
халявное счастье. Возвращался наш герой на автопилоте и 
поздно. Процесс проникновения в дом и в постель помнил смутно, 
как и то, что, разогретый перцовкой и взбудораженный 
смазливыми сотрудницами, на жену набросился как голодный 
гепард на антилопу! На удивление, и женщина, внявши настроению 
и пожеланиям мужа, тоже не подкачала в сексуальных потехах. 
Короче, кувыркались они чуть ли не до утра. Перед рассветом 
заснули бедолаги... Наш герой оклемался первым: осмотрелся 
кругом, перевёл очи на посапывающую жену и обомлел! Вы поняли 
господа – там лежала другая женщина! 
	Гоша расхохотался первым, а Демона только шире улыбнулась 
и внимательно посмотрела на Серафима. Парень поддержал общий 
тон: искренне рассмеялся, а потом сказал:
      - Знать дом и женщина в нём оказались на должной высоте!
      - Очевидно, твой знакомый там и прижился? – улыбалась 
Демона.
      - Вот это он скрыл... – обиженно надул толстые губы шут.
      В таком приподнятом настроении они и удалились. Но 
Серафим заметил, что Демона была несколько рассеянной, её 
взгляд часто туманился, скользил по предметам, как будто некая 
мысль мучила девушку...

	...Сатанинское отродье привычно сидел на своём троне.
	Он пристально смотрел жёлтыми глазами на Демону и, шевеля 
волосатыми пальцами и ушами, одобрительно скрипел козлиным 
голосом:
	- Замахнулась ты верно, только медленно несколько, 
пошустрее надо бы. Недоволен Сатана Великий! Скоро на 
аудиенцию вызовет, а тогда тяжко тебе будет: строгий он у нас 
среди нечестивых душ, пощады не знает, когда серчает...
	В этот раз девушка, в одном нижнем белье, сидела на 
стуле, сделанном из бедра какого-то животного. Вид зала 
заместителя Сатаны её уже не приводил в трепет, наоборот, 
казался занимательным. Она не столько слушала Однорого деда, 
сколько смотрела по сторонам. Его советы знала наперёд, 
поэтому не вникала в их суть.
	-...Хочу тебя предостеречь, Миссия воплоти, - хихикнул 
Отродье, но вдруг посерьёзнел и недовольно протарахтел: - Ты 
менее по сторонам глазёнками стреляй, а слушай своего 
куратора! Да повнимательней!
	Девушка усмехнулась презрительно и, демонстративно 
раскрыв шире глаза, уставилась на козлообразного. Тот 
удовлетворённо сжал губы, погладил бородёнку и продолжил:
	- Донесли мне, что супротивник у тебя объявился. Сам он 
ещё об этом не знает, но палки в колёса нашего дела скоро 
начнёт ставить! Так что будь на стороже и поменьше жалости, 
больше хитрости и коварства, уяснила?
	Последнее заинтересовало Демону, она согласно кивнула 
головой и уточнила:
	- И что за противник у меня? Если не секрет...
	- Сами ещё не знаем, но по нехорошим признакам, где-то 
уже рядом возле тебя. Присмотрись сама. Потом доложишь. Мы по 
своим каналам примем меры, а ты гав не лови и будь поактивнее, 
ежели что...
	- Поняла... – скривила губы девушка.
	- Ну, раз поняла, тогда получи подарочек от самого... Он 
невелик и незаметен, но может пригодиться, ежели срочно нужна 
будешь... – криво осклабился Отродье.
	Демона в удивлении нахмурила брови, а козлобородый 
протянул ей маленький перстенёк.
	- Давай пальчик! – проскрипел он, ухмыляясь. - Мизинец 
левой руки...
	Девушка машинально протянула руку, и сатанинский помощник 
проворно надел блеснувший синим огоньком перстень. 
Удовлетворённо чмокнул и махнул костлявой рукой:
      - Теперь свободна!
	Поднялся вихрь, подхватил Демону и унёс ввысь...
Часть 3. Глава 3. Шабаш.
Возврат к оглавлению
ПлохоСлабоватоСреднеХорошоОтлично! (Пока оценок нет)
Загрузка...

Добавить комментарий (чтобы Вам ответили, укажите свой email)

Ваш адрес email не будет опубликован.

 символов осталось