Ровный гул двигателей самолёта, тишина в салоне и дремавшие 
коллеги – всё создавало благоприятную обстановку для Фильки в его 
волнительном занятии: он наслаждался фотографиями далёкой уже 
Натали.
      - Да, - вполголоса размышлял бывший селянин, - фотоблудие – 
самый безопасный и очень приятный способ приобщения к сексуальной 
сфере! Вот ведь баба, не шибко от мужика отличается, казалось 
бы... А как в ней всё завлекательно, если она над этим 
работает...
      - И зарабатывает... –  открыл глаз, сидевший в одном ряду 
через проход, Тишка. – Главное, таких деревенских, как ты, 
приобщает к высоким эротическим ощущениям и ценностям похотливой 
культуры.
      - Может, в женщинах начнёт разбираться, а не только в 
Родькиных гусях! – улыбнулась озорно Устя, раскрыв широко глаза и 
сладко потянувшись.
      - Вы о чём? – проснулся Григорий, сидевший у окна рядом с 
Филькой.
      - О гусях и женщинах, - ответил Тишка, закрывая глаза и 
ближе подвигаясь к Усте.
      
      Самолёт “Аэрофлота” нёсся над бескрайними просторами Сибири, 
унося фирмачей к берегам Тихого океана, в Приморский край. 
Фирмачи дремали, иногда отвлекались и обменивались репликами.
      - Фамилия у этого княжича почему-то в корне отличается от 
других, - шёпотом поделился Григорий.
-	И как она звучит, - не открывая глаз, - спросил Тихон.
-	Мотин... Захар Емельянович...
      - Мотин? –  подскочил Филька, чуть не рассыпав фотографии. – 
Не уж-то Захарка Мотин, коего с десяток лет назад проводили на 
дальневосточный краснознамённый флот! Захарка есть внук моряка 
Емельяна, упомянутого мною в притче. 
      - Не ошибка ли? Мотины никогда не были моими родственниками, 
даже очень дальними. Они-то и в деревне объявились после первой 
мировой, в самый разгар голода... –  забеспокоился Тишка.
      - К тому же, Мотины дальние родичи моей матушки! – накинулся 
на Мыслителя и Филька. – Чтой-то напутал ты или Ганс ейный! 
Пролетим как гуси над канавой! А бабок сколько выкинем?... Туды 
его через плетень...
-	Вы что там ребята? – забеспокоилась и Устя. – Неувязки?
      Глава фирмы хмурил брови, сжимал обиженно губы и лихорадочно 
рылся в своих бумагах. Коллеги на время притихли и погрузились в 
невесёлые размышления... 
      
      И тут Филька выдвинул версию, которая имела шанс как-то 
развеять туман возникших сомнений. Он с лукавством в  левом глазе 
взглянул на дружка и с театрально мимикой спросил:
      - Скажи-ка, мой незабвенный друг, ты хорошо осведомлён о 
деяниях своего пламенного папашки в младые годы?...
-	Ты о чём? 
- А то, что папаня твой в юные, дозамужние годы шибко 
резвый был по женской части! Не слыхал?
      - Долетало, не только с пернатыми! – рассмеялся Тишка. – И 
что с того?
      - А то, сказывали в народе, что Верка, жена сына Емельяна, 
была замечена в грехе с твоим ненасытным батяней!
      - Неужели? – затряслись губы у Григория. – Это же прекрасно! 
Это же... – глава не находил слов и захлёбывался в словесах 
скрытого восторга. – Значит мы на правильном пути, я не ошибся... 
-  в глазах у Мыслителя мелькнула слезинка.
      - Так твой прародитель был беспутным гулякой? – обернулась к 
Тишке с наигранным гневом Устя.
      - Это так... эпизоды, - деланно засмущался парень. – Чего не 
бывает на селе...
      - Не терроризируй друга! – накинулся на девушку Филька. – 
Благодаря его папаше, мы летим в правильном направлении и, может 
статься, не совсем зря.
      - Главное, чтоб достоверна была... связь этой... Веры с... 
Тихоном, с батей то есть... – дрожал голос Григория.
	Тут за отца вступился Тихон. Он выпрямился и с достоинством 
вытянул шею:
      - Прошу коллег не беспокоиться: у нас в роду, по этой линии 
промашек не случалось ни у кого...
-	И у тебя? – округлились осуждающе Устины очи.
-	Я, редкое, слегка досадное... исключение.
      - То-то же, - шаловливо погрозила девушка пальчиком  и 
добавила: - Я и смотрю: братьев и сестёр у тебя по всему свету 
разбросано...
      - Разве плохо, - мечтательно протянул Тишка. – Если б не 
они, сидели бы мы в Ляпове, семечки лущили и не знали, что есть 
на свете странная монашка Устя...
      Девушка блеснула глазами, улыбнулась и опустила веки. 
Успокоенные благополучным разрешением “фамильной” проблемы, 
фирмачи снова задремали.
      
      Дальневосточный город  встречал гостей тревожными признаками 
надвигающегося тайфуна с манящим женским именем “Джессика”. Когда 
сходили по трапу, резкий порыв ветра чуть не вырвал из рук 
Григория сумку. Мыслителю не дал оконфузиться Тишка, успевший 
подхватить обоих: и сумку, и Григория. 
      По случаю прибытия на край земли русской, Филька сообразно 
моменту начал приветствие:
      - С детства боялся краёв, особенно у люльки, и вот те на  -  
попал на край родимой землицы! Бедная моя мама... – не закончив 
мысль, Косой зацепился за край ступеньки и еле удержался на 
ногах, успев всё-таки обнять идущую впереди средних лет женщину. 
      Та укоризненно обернулась, сделала удивлённые глазки, но от 
комментариев воздержалась. Парень не успел даже извиниться, 
целиком сосредоточившись на удержании равновесия. От объятий с 
лужей, блеснувшей в конце трапа, уберегла Устя, подхватившая 
незадачливого коллегу под руку.
      Вот так, с маленькими шероховатостями, помогая друг другу, 
фирмачи вступили на землю славного дальневосточного города. 
Огромное, сверхсовременное, сделанное из стекла, металла и бетона 
здание аэровокзала казалось воздушным. Люди, как муравьи, 
заполнили его этажи и так же, как их меньшие братья, 
целенаправленно куда-то спешили, что-то тащили, зачем-то 
стояли...
      - Минутку, коллеги, - остановился Тишка, когда проходили 
мимо скамеек для пассажиров. – Подождите меня здесь, а я загляну 
в “Справочное” узнать, когда будет следующий рейс из Москвы.
	- Зачем это? – не понял Григорий.
      - По логике: следующим должен прибыть неуловимый, пасущийся 
на наших лугах Вакула-вор, бывший хорёк! – догадался о планах 
друга Филька.
-	Разумно, - потёр лоб Мыслитель.
-	То-то же, - мигнул Тишка удаляясь.

	Рассевшись на удобных мягких диванчиках, фирмачи с 
любопытством рассматривали сложную, неугомонную вокзальную суету. 
Устя мечтательно произнесла:
      - Говорят, здесь удивительные места: море, сопки, 
необозримые хвойные леса с тиграми, рысями, оленями; бурные, 
широкие реки с редкой рыбой и древние поселения лесных охотников-
аборигенов...
      -  Типа Дерсу Узала! -  поддакнул Филька. – Бывал у нас в 
селе абориген-нанаец, с характерной кличкой - Чукча. Занесло его 
с Севера по случаю: приехал летом погостить к Матвею-нефтянику, 
своему дружку, который вахтовым методом работал в бригаде на 
буровой в Ямало-Ненецком округе. 
      Устя с выражением полного, шаловливого внимания, не мигая, 
уставилась на Фильку. Григорий скривил в ухмылке губы: мол, опять 
крестьянин взялся за своё, но к рассказу-бывальщине прислушался.
      - ...Радушие Матвея так пришлось по душе Чукче, что он решил 
задержаться. Больше всего покорили нанайца обилие и крепость 
самогона. Сам Чукча был неказистый, малого роста, но кряжистый и, 
похоже, крепок здоровьем. Матвей был на голову выше и в половину 
шире, а перепить представителя малого народа севера никак не мог! 
Обида взяла Матвея-здоровяка: как это он, играючи поднимающий 
газовый баллон, уступает в пропойном деле шмакадявке нанайцу! И 
пошло у них состязание на предмет количества употреблённого 
горячительного. Дело доходило до того, что Матвей, приняв 
поросячий облик, на карачках гонялся за шустрым Чукчей и, не 
догнав,  засыпал посреди двора. А нанайцу хоть бы что! Жена 
нефтяника и дети были в шоке от такого состязания, но поделать 
ничего не могли: крут бывал Матвей в газовом состоянии.
      Когда же заработанные деньги, дрожжи и сахар в сельмаге 
подошли к концу, произошло неожиданное: стал Чукча чудить, что в 
общем-то естественно для нашего села. У канавы-речки сгородил чум 
из ивняка, оделся в шкуры телячьи, смастерил бубен, бросил пить и 
стал... шаманить! 
      В этом месте рассказа Устя, вообразив среди зелёной травы в 
шкурах и с бубеном чукчу, меряющего круги вокруг чума, невольно 
расхохоталась. Даже Григорий прыснул в ладонь. А Филька 
невозмутимо продолжал:
      - ...Семейство Матвея, естественно,  возрадовалось такому 
повороту, кроме самого хозяина: тот посчитал, что Чукча уже 
празднует победу! Отчего крайне возмутился и потребовал 
продолжения. Но вошедший в колдовской транс Чукча не унимался: 
прошёл день – он барабанит, наступила ночь – а он ещё и 
причитает... Тут уже и народ заволновался: кое-где крупная 
скотина начала хворать, а среди пернатых наметился падёж! 
Недовольство нарастало... Спасло Чукчу два момента: неожиданно 
забеременела пятидесятилетняя незамужняя телятница Раиса и - 
протрезвел Матвей! Первое было таким чудом, что вся деревня 
кинулась к Раисе, как к мавзолею Ленина, если бы последний 
воскрес. А пришедший в себя Матвей утихомирил северного друга и 
откомандировал его в больницу. Там и выяснилось, что Чукча в 
питейном спортивном азарте подхватил белую горячку...
      Дружный хохот заставил Григория оглянуться: сидящие на 
соседних диванчиках люди, очевидно, прослушали Филькину байку, и 
явно развеселились.
      
      Тут подоспел и Тишка.
      - Всё бесплатно гастролируешь!
      - Набиваю язык, чтобы зубы уцелели, когда чествовать 
будут... поклонники, - скосился Филька  в сторону, где народ 
оживлённо обменивался мнениями и травил старые анекдоты про 
чукчей.
      - Рейс будет вечером, - отрапортовал Тихон. – Предлагаю 
воспользоваться моментом и осмотреть достопримечательности 
города: экскурсионно-познавательная деятельность у нас никак не 
клеится. 
      - Действительно, - поддержала Устя, - может, здесь что-то 
увидим кроме задних мест некоторых личностей!
      - Смотря какие места... – вожделенно протянул Филька. – У 
Натали, например...
      - Господа! Предлагаю вначале устроиться на постой, - 
возразил Григорий, - а потом уж любоваться городом... Если там 
есть чем любоваться.
      Но шефа  не подержали и отложили гостиничный вопрос до 
вечера. После чего, возбуждённые  устремились в город. Правда, 
Григорий всё же настоял: по ходу экскурсии отвлечься и посетить 
жилище Мотина Захара, дабы навести справки о его состоянии, 
материальном, духовном и физическом. 
      
      			*   *   *
      От покинутой Прибалтики, дальневосточный приморский город 
отличался в корне,  морем в том числе. Надвигающийся ураган 
превращал его в тяжело дышащее живое существо. Ветер усиливался, 
а вместе с ним и волны, достающие перил высокой набережной. 
Корабли разных размеров и назначений, стоявшие на рейде у 
бесконечного причала, болтались на швартовых канатах, как 
игрушечные. Низкие лиловые тучи, казалось, вот-вот нырнут в 
бушующее месиво. Где-то во мгле виднелись контуры судна, которое, 
утопая в волнах, спешило в гавань. И только какие-то смелые птицы 
упивались стихией, соревнуясь с ней в крепости и сноровке. Таким 
же символом стойкости казался и мигающий на скале маяк, который 
словно одноглазый мифический титан упорно шёл навстречу бури. 
Метущееся грозное море, сопки, обрамляющие гавань; корабли у 
причалов, отчаянные птицы и город, тянущийся вдоль берега в 
гармонии старинных и современных зданий – предстали перед 
искателями таинственных букв фантастической картиной, 
неповторимой и чарующей.
      - Какая жуть! – восхищённо сказал Филька, стоя у перил 
набережной и уклоняясь от пенистых брызг.
      - Красота это! – смело оставалась на месте Устя, прикрывая 
лицо воротником плаща.
      - Как бы эта Джессика не испортил нам культурную программу, 
– озабоченно предположил Тишка. – Сдаётся мне не на шутку 
разгулялся дядька-океан, хотя и Тихим кличется...
      - В тихой заводи, как известно, порча водится, - поддержал 
Филька. – Был у нас один мужик... тихий...
      Сильная волна накрыла словоохотливого парня и прервала 
назревающие воспоминания. Мысленно воспроизведя некоторые слова  
чудовского лексикона, Косой, отряхиваясь, уважительно отошёл в 
сторонку. Похихикав и посочувствовав промокшему другу, квартет 
недолго любовался видом штормового моря и заспешил в город.

	Изобилие старинных зданий и памятников говорило о непростой 
истории дальнего российского города. Бородатые первопроходцы, 
мужественные мореходы, борцы за пролетарскую идею -  лишь в малой 
степени отражали пережитое этим суровым, но замечательным краем у 
самого синего моря.
	Ветер и срывающийся холодный дождь усложнили процесс 
знакомства с достопримечательностями, поэтому культурное 
мероприятие пришлось сократить. К тому же, вскоре вышли на нужный 
адрес. Искомый клиент, Захар Емельянович, проживал недалеко от 
краеведческого музея, куда наметили заглянуть после посещения 
княжича.
	Традиционно первым в разведку отправили Фильку.
	Дом сталинской постройки выглядел добротно и ухоженно. Во 
дворе людей не наблюдалось, детская площадка пустовала. Непогода 
загнала горожан в квартиры и злобствовала в одиночку, выискивая 
жертв. Таковыми оказалась троица фирмачей, поджидающая коллегу. 
Как ни укрывались под навесом доминошного стола от обнаглевшего 
ветра и нудного дождя, но мокрота упрямо добиралась до самого 
тела.
	Устя, кутаясь в плаще, уже подпрыгивала на месте и толкалась 
с Тишкой, а Григорий уныло моргал глазами и непрерывно вытирал 
лицо. Десяток минут, пока ждали разведчика, показались 
растянутыми до бесконечности. Но вот хлопнула дверь подъезда, и 
появился Филька с гримасой, какая бывает у ребёнка, обиженного по 
гроб жизни какой-нибудь тётей.
	Неимоверно скосив глаза, собрав редкие брови в центре лба,  
дугой искривив рот, рядовой фирмы выдавил откуда-то изнутри:
      - Клиент отбыл на родину с месяц тому назад...
      - Понятнее, понятнее изъясняйся, - торопливо глотая звуки, 
засуетился Григорий. - Куда? Зачем?
      - Даю более полное изъяснение, - надулся Филька. – Захарка, 
гусь ему в печёнку, собрал своих домочадцев и умотал к нам в 
Чудово на ПМЖ, то есть постоянное место жительство. Как и чуяла 
моя исстрадавшаяся по родным местам душа - этот Джессика-тайфун 
(гусиное стадо ему в пупок!) надул и насвистел ехать в обратном 
направлении. Сколь денег зазря промотали! – страдальчески закатил 
Филька глаза и трагически поднял кверху руки.
      - Не убивайся так, друг мой, - в тон ответил Тишка, 
театрально смахивая слезу. - Как говорила моя бабка Александра, 
“в природе зазря ничего не бывает”. Даже дед Кузьма, после 
обильного употребления, на следующий день становился смирным, как 
телок, огретый палкой поутру. А если б не пил – попробуй с ним 
управься!...
      Мыслитель никого не слушал и обречённо сокрушался:
      - Как же так, а? И надо ж так, а?...
      Однако вмешалась Устя и натолкнула коллег на мысль, сулящую 
хоть как-то скомпенсировать потраченные деньги, время и усилия.
      - Друзья мои, зато у нас появилось время разобраться с этим 
воришкой, Вакулой-вторым!
      - Я всегда говорил, что женские мозги извилистее гусиных, - 
назидательно поднял палец Филька. – Предлагаю подкрепиться в 
аэропорту и торжественно, но тайно и без почестей, встретить  
этого неуловимого мазурика.
      - А у меня уже есть предложение, как наказать самоуверенного 
лиходея, - горделиво подбоченился Тишка.
      - Предложение? – начал успокаиваться Григорий и задумчиво 
добавил: - Может, не совсем было даром за этим амбаром....
      - Делись, не томи душу и сердце, - приложил руку к левой 
половине груди Филька, - а то сгорю от жара любопытства в костре 
неизвестности!
      - Едем! Все подробности по дороге...
      Взяв с обеих сторон под ручки промокшую Устю, дружки с 
повеселевшим Григорием заспешили в аэропорт. Ветер и мглистая 
морось уже не причиняли им беспокойства.
      
      			*   *   *
      Двойника Вакулы первой узнала Устя.
      Хотя Хлыст отрастил бороду, надел очки, широкополую шляпу и 
имел вид самостоятельно путешествующего пенсионера, его 
напряжённое лицо и кошачья походка выделялись в толпе пассажиров 
“Аэрофлота”. И гастролировал авторитет, похоже, не один. Сбоку 
семенил с компактной сумкой в руке среднего роста субъект в 
джинсовом костюме и тоже в очках.
      - Этот хрящеватый нос и походка подбитого барса, сильно 
напоминают моего пациента в славном граде Ляпове, - зашептала 
Устя Тишке, стоя с коллегами у балюстрады второго этажа и 
рассматривая внизу пассажиров, прибывших из Москвы.
      - У меня такие же ассоциации, - согласился тот. – Я 
внимательно понаблюдал за клиентами этого рейса и только этот тип 
навёл на знакомый образ. Кстати, откуда вообще взялся двойник? 
Нет ли тут криминальной тайны?
      - Всё может быть, - подключился Филька. – Прибыл как-то к 
деду Гараськи родственник издалека...
      Очередную притчу слушать не стали. Тишка надел очки, прикрыл 
лицо отвёрнутым воротником плаща и перебил дружка:
      - Ждите меня здесь, а я прослежу за хорьком. Так мы его 
иногда величали?
      - Истинно так.
      - Давай быстрее, что вы болтаете! – загорячился Григорий. – 
Уйдёт ведь...
	
	Тишка уже не слышал главного и частил по ступенькам. Устя 
повернулась к Григорию, чтобы предложить скоротать время в за 
чашкой бразильского кофе, и вдруг проговорила:
	- Ребята, мне показалось, у колонны за нами наблюдает 
знакомое лицо! Только не оборачивайтесь, - не меняя положения 
головы, одними губами попросила девушка. - Этот тип сидел в нашем 
самолёте в переднем ряду и постоянно зевал, поэтому я и обратила 
на него внимание.
	- Ну что с того? – пожал плечами Григорий, не оборачиваясь. 
– Подумаешь, человек  прибыл сюда по своим делам, а ты паникуешь.
	- Да нет, - скосил Филька левый глаз в направлении указанном 
Устей, - припоминаю... Я эту лохматую шевелюру и горбатенький нос 
видел, по-моему... – он нахмурил лоб, покривил губы и обрадовано 
констатировал: - Точно! Последний раз встречались в сортире 
ночного клуба, а до этого - на подходе к туалету в вагоне поезда, 
несущего к несравненной Натали... Точно! – удовлетворённо 
выпрямился Филька. – Вспомнил.
	Тут уже разволновался Григорий:
      - Получается, что за нами всё время следили?! – на узком лбу 
главного выступила испарина. – Так можно и...
      - А ты как думал, шеф. Чтобы обирать нашу клиентуру – 
небедную, кстати, - надо знать наши перемещения. Хорёк не пожелал 
лететь с нами, чтобы не быть узнанным, а этот, лохматый, легко 
нас отслеживал.
-	Что будем делать? – озаботилась Устя.
      - А ничего, - опередил Мыслителя Филька, пока тот 
переваривал неприятную новость. – Пускай следит. Главное, что мы 
об этом знаем. Как говорил дед Родька “если знаешь намерение 
гусака, то есть шанс избежать укуса!”
      - Вообще-то да, - опомнился от шока глава фирмы, - раз мы 
решили наказать и разоблачить воров, то знание личности их 
соглядатая никак не помешает.
      - Поэтому предлагаю попить кофе! – резюмировала Устя.
      Спустя несколько минут коллеги сидели за уютным столиком  
маленького кафе и под звуки музыки наслаждались божественным 
напитком. В углу, за их спиной, пил минеральную воду и закусывал 
гамбургером  лохматый субъект.
	
      Хлыст не жаловал гостиницы (документы требуют и народу 
много), поэтому ещё на аэровокзале купил в киоске местную газету 
объявлений и, особо не перебирая, выбрал сдаваемое жильё. Не 
мешкая, отправился устраиваться на постой.  Адрес оставил 
Тронутому, корешу, прилетевшему с ним и оставленному для 
страховки Космача, который в свою очередь отслеживал передвижения 
фирмачей. 
      Бойкий таксист довёз авторитета на японской “Тойоте” быстро 
и комфортно. 
      В пятиэтажном кирпичном доме предприимчивая женщина, по 
имени Инесса Викторовна, скупив квартиры целого подъезда, 
устроила частную гостиницу. Хлыст, услышав слово “гостиница”, 
грязно выругался про себя и собрался ретироваться, но 
прозвучавшее заверение из уст густо накрашенной пышной хозяйки, 
что документы не требуются, а только деньги, угомонился.
      Уставший от долгого перелёта, Хлыст, он же по паспорту 
Вакула Ардалионович, не раздеваясь, прилёг на кровати и скоро 
задремал. В середине довольно приятного сна его разбудила хозяйка 
и сообщила, что к нему пришли.
      - Если возможно и не трудно, - вежливо попросил Хлыст, - 
поместите их в отдельный номер. Это мои сотрудники... Мы только 
прилетели...
-	А вы начальник? 
-	Да...
-	Без проблем! Платить кто будет?
-	Я, - потянулся Хлыст за сумкой.
      Когда всё формальности для спокойного проживания были 
улажены, подельники, несмотря на поздний час, собрались у Хлыста. 
Докладывал  Космач, тот самый лохматый субъект с горбатым носом, 
которого приметила Устя. Он обстоятельно рассказал, как проходил 
полёт, что делали в городе “санитары” (так называл фирмачей 
Хлыст), куда ходили и в какой гостинице устроились.
      Похвалив корешей за умело проделанную работу, поставив 
задачи на предстоящий день, Хлыст угостил всех, в том числе и 
себя, прихваченной бутылкой водки и закуской средней сытости. 
Разошлись за полночь в приподнятом настроении и полусонном 
состоянии...
      			*   *   *
      Васса Дмитриевна Железистая, плотная, с суровым лицом 
женщина неопределённого возраста – старше пятидесяти, но явно 
моложе семидесяти – слыла в  посёлке, расположенном вдоль берега 
моря на окраине города, скрягой, склочницей и скандалисткой, то 
есть бабой железной, с непробиваемым характером.
      Такие, мягко говоря, “тяжёлые” наклонности достались по 
наследству от неуживчивых, настырных предков. Так, прадед умер на 
каторге нераскаявшимся бунтарём, а дед был раскулачен и сослан на 
Колыму, где замёрз в бегах. Отец при советской власти умудрился 
выращивать огурцы в теплицах и зимой снабжать полгорода свежим 
овощем. Но, в конце концов, следуя семейной традиции, за 
нетрудовые доходы был осуждён и надолго отправлен недалеко, в 
тайгу, валить лес.
      Васса была последним, самым младшим  ребёнком в многодетной 
семье. Старшие братья и сёстры, возмужав, разъехались: одни на 
коммунистические стройки, другие на учёбу, третьи -  в поисках 
семейного счастья... Постоять за девочку было некому (отец в зоне 
лес валил, мать сутками работала), поэтому девочка рано поняла, 
что заботиться о себе надо самой. Для чего ещё в школе занялась 
спортом: поначалу волейболом, затем спортивной гимнастикой. Но 
карьеру сделала в метании ядра - закидывала его так далеко, что 
вскоре добросила до международного уровня. 
      Спорт помог: девочка округлилась, рано возмужала, налилась 
неженской силой! Былые обидчики старались с ней не встречаться 
поодиночке. Впрочем, она и толпу однолеток-пацанов могла 
разогнать не очень напрягаясь.
      
      После окончания школы, не задумываясь, отправилась налегке в 
большой спорт. Успехи обнадёживали, и быть бы Вассе знаменитостью 
национальной, если бы не главный тренер, Сидор Сидорович. Хорошим 
был специалистом в своём деле – метании ядра, но не меньше любил 
заглядываться  на молоденьких подопечных женского пола. Как Сидор 
Сидорович смог совратить юное создание - рекордсменку Вассу,  уже 
тогда строптивую и самолюбивую, - остаётся загадкой! Однако 
тренер  и положил начало тому извилистому пути, который,  после 
странствий по мужским рукам, телам и ногам, привёл Вассу 
Железистую к бабе неопределённого возраста, нетерпимой к мужикам 
и готовой скандалить со  всем светом.
      Замуж Васса так и не вышла, несмотря на популярность... у 
мужчин. Детей не завела, спорт оставила, родителей похоронила и 
осела на окраине посёлка в дедовом доме. Будучи обыкновенной 
пенсионеркой, подрабатывала торговкой на местном базарчике; 
держала с десяток кур, трёх гусей и одного поросёнка.
      Обиду за неудавшуюся жизнь частенько выплёскивала на всех, 
кто попадался под руку, особенно на мужиках... Силёнка ещё 
оставалась...
      
      После урагана, по дороге хаотично валялись обломанные ветки, 
кое-где наклонились деревянные столбы, с провисшими проводами; 
под заборами домов громоздились кучи наметенного мусора, 
перемешанного с землёй. Лиственные деревья полностью оголились от 
остатков пожухлой листвы. Только ели, кедры, сосны зеленели 
иголками и покачивались от ослабевшего в трудах ветра.
      - Ты ничего не напутал? – спрашивал Хлыст, обращаясь к 
Космачу, когда троица подельников зашла за угол забора, что 
окружал  дом Вассы. – Место какое-то угробленное. Дом, правда, 
добротный, но сомнения берут, что здесь могут храниться стоящие 
цацки.
      - Прокола не может быть, босс! – уверенно говорил Космач, по 
волчьей привычке подозрительно оглядывая местность. – “Санитары” 
были тут, с бабой базарили дважды! Как это они всегда делают со 
своими клиентами.
-	Баба точно слиняла?
      - Обижаешь, босс, - самоуверенно выпятил губы приятель, - на 
базаре будет промышлять до вечера! Факт...
	Пока шло уточнение обстановки, третий подельник, Тронутый, 
прозванный так за то, что в зоне регулярно отсиживался в 
“психушке, кося дурочку”, внимательно изучал “поле боя”. Забор 
вокруг дома был не регулярным и изрядно подгнившим. Во дворе 
прослушивалось присутствие собаки средних размеров, кур, гусей и 
хрюкающей скотины в низком сарайчике. “Деревня!” – презрительно 
пронеслось в голове Тронутого.
	- Базарный бизнес бабули хоть немного успокаивает и 
обнадёживает, - кривил рот Хлыст. - Жадные они, торгаши, любят 
“бабки” копить...
-	И я про то! – обрадовался Космач.
-	Всё тихо? – обратился босс к Тронутому.
-	Как в одиночке после переклички! 
-	Тогда начнём...
      Легко проделав дыру в заборе со стороны огорода, бандиты 
проникли в усадьбу. Накормили куском колбасы, напичканным 
снотворным, рычащего и рвущегося с цепи бульдога. Когда пёс, 
наевшись, блаженно захрапел, смело вошли на подворье. Пугнули 
возмутившихся гусей, распугали озабоченных кур и без особенных 
усилий проникли в дом...
	
	Удачливые воры не могли знать, что за ними, находясь на 
почтительном расстоянии от посёлка - в еловой рощице, в бинокль 
наблюдали фирмачи.
	- Рыбка заглотнула наживку, - опустил бинокль Тишка. - Пора 
запускать рыбака - могучую, бескомпромиссную женщину. Дуй Филя на 
базар и чтоб баба-палач прибыла вовремя, пока мазурики не 
осознали своего прокола.
      - Эх, где мои перья не летали! - собрал глаза Филька, 
неторопливо направляясь к дороге.
-	Да не возись ты! – занервничал Григорий. – Уйдут ведь!
      - Долго не любезничай с женщиной! – крикнула и Устя 
вдогонку. – А то неравнодушен ты стал к нашему полу после Натали! 
– смеялась она.
	- Таких баб, как Васса, любить накладно, - успел ответить 
Филя, - и одному не справиться...
	
	Базарчик находился недалеко от рощицы на самой окраине 
города, в двух километрах от посёлка. Это было типичное 
постперестроечное порождение, облагороженное годами новой 
капиталистической эпохи: торговцы размещались не на земле, а на 
железных столах под шиферным навесом; благообразные киоски и 
магазинчики, окружали торговое место по периметру; над всем 
возвышалось на высоком фундаменте новое здание администрации 
рынка.
	Васса уверенно занимала в ряду первое (потому самое 
доходное) место и бойко торговала продуктами, в основном 
домашнего происхождения. Настроение было приподнятое, поэтому с 
утра она облаяла только рыночного сторожа Ваську, за то, что 
долго открывал ворота, да дворничиху Зинку, что плохо подмела.
	Душу согревало вчерашнее знакомство с деловыми ребятами, 
представителями крупной фирмы, проводившей конкурс среди жителей 
района с целью рекламы торговой марки. Оказалось, что адрес Вассы 
попал в число призёров! По этому счастливому случаю, фирма 
наградила  победительницу дипломом со всеми фирменными регалиями 
и деньгами... небольшими - но важен сам факт!
	Прикосновение к “спортивной” акции всколыхнуло воспоминания 
молодости и наполнило женщину энергией и чем-то благостным. От 
того и была она сегодня не такой сварливой и ворчливой.
	- Здравствуйте, Васса Дмитриевна! – предстал перед торговкой 
одетый в дорогой кожаный плащ, с галстуком на фоне белой рубашки 
и чёрного костюма, слегка косоглазый, но очень обаятельный и 
учтивый паренёк. – Надеюсь, Вы ещё не забыли скоромного 
представителя конкурсной комиссии фирмы “Филипс”, Филимона 
Анисимовича!
	- Как же! – Васса даже задохнулась, - Очень, очень приятное 
знакомство. Почаще бы так... выигрывать...
	- Вам крупно повезло! – сходу взял гуся за шею Филька, не 
отвлекаясь на мелочи. – Акция фирмы продолжилась и Вас ожидает 
ещё большая неожиданность - оригинальный приз!
	- Не может быть?... – расплылось крупное лицо в неуверенном 
подобии улыбки, а покрасневший нос обильно повлажнел.
      - Свидетельство о рождении имеется? В этот раз нужен его 
номер...
-	Конечно, но... дома...
      - Ничего страшного, - ободряюще улыбнулся Филька, - Мы – а 
мои коллеги находятся здесь рядом – подождём.
      - Тогда, я сейчас! – засуетилась Васса. - Я мигом! Катька, - 
обратилась она к соседке, торгующей солениями, - присмотри за 
товаром, а я домой сбегаю  – вишь, радость какая!
	Соседка, слушая разговор с представителем такой известной 
фирмы, забыла про торговлю и от любопытства постоянно сглатывала 
воздух. Она машинально закивала головой и, выпучив глаза, не 
моргая, уставилась на Фильку. Тем временем, раскрасневшаяся Васса 
прикрыла товар широкой тряпкой-покрывалом и опрометью бросилась 
домой.

	Работа была в разгаре... 
	Хлыст шарил в подполье, как наиболее вероятном месте 
сокрытия богатства крученой бабки, Космач обрабатывал зал, а 
Тронутый - кладовки и чуланы.
	Уже войдя во двор, Васса  заметила непорядок: верный сторож, 
бульдог Капкан, положив морду на лапы, умиротворённо посапывал -  
даже не шевельнулся при появлении хозяйки.
	- Что это с ним? – Васса обеспокоенно потрогала пса ногой. – 
Сдох никак? Да нет, дышит... Калитка на огород открыта, гусей не 
видно...
	И только хрюкающий поросёнок был на месте и в обычном, 
голодном состоянии. 
	У какой бы другой одинокой хозяйки такие несообразности на 
родном дворе вызвали бы повышенное беспокойство и, скорее всего, 
страх! Она кинулась бы к соседям, милицию звать... Но у Вассы 
беспорядок и неплотно прикрытая дверь в дом вызвали не страх, а 
нарастающий по крутой параболе гнев! 
	“Сволочь какая-то в доме шастает! – мелькнула в 
разогревающейся голове мысль. – Ах ты макака краснозадая! - 
наливаясь злостью, вспомнила она своё коронное ругательство, 
появившееся после соревнований на каком-то тропическом острове. – 
Ноги повыдёргиваю, уши на узел завяжу и на собственном мохнатом 
хвосте повешу... Давненько у нас ханыг не появлялось. Это же 
надо! Ко мне, в дом, среди бела дня!” – волна праведного 
негодования захлестнула бывшую толкательницу ядра.
	
	Схватив верёвку, висевшую под стрехой, открыла дверь и 
решительно вошла в дом. В глаза бросилась открытая дверь кладовки 
(она находилась рядом со входом). Не произнося ни звука, 
осторожно заглянула внутрь -  какое-то существо в серых джинсах, 
став на табуретку, рылось на верхней полке и медленно, но 
акцентировано, материлось.
	Васса тихонько подошла сбоку, резко подвела голову под живот 
существа, мощными руками согнула тело дугой и осуществила бросок, 
за который ей бы поставили высокий бал на каком-нибудь состязании 
борцов классического стиля. Приём был проведен так стремительно и 
мастерски, что “макака”  только натужно квакнула и, хрястнув 
суставами и хребтом, без чувств распласталась на полу.
	- Вот так-то... – потирая ладони, удовлетворённо прошептала 
Васса и связала руки Тронутого сзади, не забыв заткнуть рот 
тряпкой, валявшейся поблизости - бандиту  явно не повезло в этот 
раз. 
	Она сразу сообразила, что в дом проникло несколько любителей 
чужого добра. Поэтому продолжила обход осторожно, без лишнего 
шума и суеты.
	“И в зале приблатнённые...” – отметила сразу, услышав возню, 
стуки и негромкое поминание матери и некоторых частей тела.  Как 
заправский супермен, заглянула в зал одним глазом: спиной к ней 
стоял тип в модно-потёртом джинсовом костюме, что-то разглядывал 
перед открытым шкафом и довольно складно поругивал дальних и 
ближних родственников.
	В этот раз обошлось без приёмов борьбы: Васса просто сделала 
шаг  вперёд и с размаху опустила свой немалый кулак на лохматое 
темечко. Коротко охнув, Космач охапкой мокрой соломы рухнул на 
крепкие, заботливые руки хозяйки. Проворно оттащив вторую макаку 
в чулан, также связав руки и воткнув тряпочный кляп, Васса 
продолжила наведение порядка в доме.
	
	Хлыст что-то услышал и подал голос (вход в подполье был на 
кухне):
-	Космач, что там у тебя?
-	М-м-м...  – промычала Васса, подкрадываясь к кухне.
      - Что мычишь, как тёлка перед бычком или тебя заклинило, 
мать твою...? –  выругался Хлыст, вылезая из подвала по крутой 
лестнице.
	В тот момент, когда заглянула Васса, авторитетный вор почти 
выбрался на верх, но в последний момент зацепился штаниной за 
гвоздь, торчавший в лестнице. Матерясь, Хлыст нагнулся, чтобы 
выпростать штанину, и принял позу, в которой обычно стоят бегуны 
перед стартом на короткие дистанции. С нарастающей злобой, он 
дёргал ногой, поминая всех и вся, начиная от праматерей и кончая 
праотцами.
	Согбенный авторитет стоял спиной к Вассе и не мог видеть 
возникшей угрозы своему многострадальному заду (и не только ему)! 
Бывшая рекордсменка не торопясь подошла... Основательно 
примерилась правой ногой и, вспомнив футбольные разминки с мячом, 
со всего маху врезала авторитету аккурат в “ягодично-яичное 
сплетение”! Утробно охнув, Хлыст стремительно полетел обратно в 
погреб, пару раз кувыркнулся по ступенькам и уткнулся задом в 
бочку с огурцами...
	- Ну, вот и ладненько... – злорадно сверкнула очами Васса, 
привычно потёрла ладони, потрясла “ударной” ногой, восстанавливая 
тонус, и по-хозяйски основательно закрыла крышку подполья. Для 
верности всунула в замочные петли швабру, придвинула стол и 
продолжила обследование дома.	
	Убедившись, что желающих поживиться её добром больше не 
наблюдается, прикрыла на замок чулан и с подзабытым чувством 
удовлетворения, которое всегда испытывала в спортивной молодости, 
толкнув ядро дальше всех и уже ощутив на груди приятную тяжесть 
золота,  отправилась звонить в милицию.
	
	
			*  *  *
	Фирмачи в бинокль поочерёдно с восторгом наблюдали за 
финалом спектакля по устранению “подвизавшихся” воров. Идея Тишки 
была проста: направить наглых прохвостов по ложному следу, да 
такому, чтобы они наверняка угодили в руки органов правопорядка,  
предварительно получив ощутимую взбучку.
	Тишке пришлось побывать в нескольких окраинных посёлках, 
выискивая бабу покрепче и позлее. Почему бабу? А чтоб больше 
досадить ворам. И, когда идея висела на волоске, именно в этом 
посёлке, компания пацанов, одаренная петардами от фирмы “Филипс”, 
в один голос заверила, что здоровее и злее бабы Вассы, что живёт 
на краю, не сыщешь в ближайшей округе!
	- Ух и лютая! – вытягивал губы дудочкой конопатый мальчишка 
с длинными волосами. – Саньку Рыжего, что летом залез к ней в 
огород и сорвал всего-то ничего огурцов, гоняла полдня по 
посёлку. А его батьке глаз подбила! Во, бабуля!
	Доводы показались убедительными, и Тишка с фирменно 
разодетым Филькой направились к знаменитости. В недолгом 
разговоре смягчили её сердце известием о победе в конкурсе. 
Наградив неприступную рекордсменку дипломом, купленным в 
городском киоске, и двадцатидолларовой купюрой (выделенной после 
долгого препирательства Григорием), ввели бой-бабу в такой транс, 
что женщина даже расчувствовалась.

	- Отработала “старушка” вложенные финансовые средства, как 
положено! – резюмировал Филька, передавая бинокль Усте – Где-то 
даже жаль с такой дамой расставаться: бедняжка никогда не узнает, 
как нам помогла...
	- А милиции, а народу сколько собралось! – удивлялась Устя. 
– Жаль, не за все деяния ответят эти воришки, - сокрушалась 
девушка.
	- Главное, от нас отвяжутся, - радовался Григорий. – Мы, 
господа, подошли к завершающему этапу - осталась одна буква! И 
теперь нам никто не помешает найти её обладателя.
	- А что уже имеем, в смысле слова? Хотя в азартную игру типа 
“Поле чудес” не играл, но одну букву могу и отгадать, – оживился 
Тишка.
	- Отгадать я могу и сам, - резонно заметил Мыслитель, - 
однако для полной гарантии нужна эта, последняя буква. Кроме 
того, из восьми найденных букв существует несколько вариантов 
слов. 
	- Действительно, –  собрал складки на лбу Филька. – Как же 
мы установим нужный вариант?
	Коллеги вопросительно посмотрели на шефа. Мыслитель, 
польщённый повышенным вниманием к своей персоне, снова 
почувствовал утерянный было “вес” и, выждав паузу, самодовольно 
высказался:
	- Прошу не беспокоится, господа, в своё время я об этом 
думал и соображения на этот счёт имеются...
	Подувший с моря прохладный ветерок приятно окутал горячие 
головы осенними запахами. Деревья в рощице разноголосо зашумели, 
а редкие серые облака вытянулись а неровный строй и оказались 
совсем не унылыми и тоскливыми. Сопки, утонувшие в зелёном лесном 
море, приветливо замигали отблесками лучей золотящегося солнца. 
	Фирма покидала это суровое великолепие, направляясь в 
аэропорт. Первыми шли Григорий и Филька, а за ними, отстав, 
увлечённо балагурили Тишка с Устей.
	
	В это же самое время в милицейском “ГАЗике” тряслись жертвы 
бой-бабы. Все трое никак не могли прийти в себя и полноценно 
осознать, что произошло. У Тронутого ныла спина, будто по ней 
походили слоны, а Космач непрерывно тряс головой, пытаясь 
избавиться от мутных точек и крестиков в глазах. 
	Сам авторитет болезненно ёрзал на сиденье. Нижнезадняя часть 
тела  не только ныла, но и немилосердно щипалась огуречным 
рассолом, обильно пропитавшим брюки. Вся троица была украшена 
“браслетами”  и уныло молчала... 
	С чёрной тоской Хлыст думал, как бы братва не прознала, что 
его банду повязала баба! “Узнают, - содрогался он, - не только 
засмеют, но и лишат воровских регалий. И как это я влип? Мозгов 
не приложу...  Сколько раз убеждался – никому нельзя доверять, 
мать твою... Надо ж такое – понадеялся на эту суку, Тронутого!”
	Авторитет с ненавистью глянул на согнувшегося подельника и 
зло сплюнул. На ухабине тряхнуло, и машина притормозила. Тут же 
двигатель чихнул и “ГАЗик”, натужно заурчав, продолжил путь...

Глава 15. Вот моя деревня...
Возврат к оглавлению.