- Самая главная новость – никакого представительства 
фирмы “Шелл” в Бургороде, как и ожидалось, нет и не было и, 
по-моему, не предвидится в будущем, - докладывал Бытин, 
поскрипывая стулом. – В данном помещении жил когда-то одинокий 
старик. После смерти он завещал свою квартиру некоей 
гражданке, проживающей... в Англии. Стоп! – запнулся Аксён. – 
В Англии? Может тут какая-то связь с Буффорд всё-таки есть?
	- Фамилию наследницы не выяснил? – спросил Гордей.
	- Про старика я узнал от соседей так, мимоходом. Эта 
информация мне показалась не заслуживающей внимания. Может я 
не прав?
-	Пока сказать трудно.
	-  Но дело, похоже, не в наследнице. Желающие и 
претендующие на квартиру не объявились и кому она досталась  
соседи ничего вразумительного сказать не смогли. Обратился в  
БТИ. Там долго рылись и оказалось, что собственником готовился 
стать... Кто бы Вы думали?
	- Сироткин!
	- Точно, а как это Вы... догадались?
	- Нил Захарович занимался недвижимостью... с Задией.
	- Да,  документы оформлялись на фирму, принадлежащую 
Сироткину. А он дружил с Задией.
	Бытин замолчал, пытаясь осмыслить, чем полезна полученная 
им информация для хода следствия. О том же задумался и Гордей. 
Он поднялся, подошёл к окну и принялся рассматривать небо. 
Белые кучевые облака торжественно плыли, гонимые ветром, 
дующим откуда-то с Запада. “Нагонит дождь”, - механически 
отметил он и тут же вновь переключился на следствие. Ситуация 
с Кирой Буффорд становилась запутанной, но ясно 
вырисовывалось, что появилась она в жизни Кима Вагановича 
неспроста. Её роль в изъятии денег очевидна. “Значит, нужно 
серьёзно заняться поисками этой пассии ”, - подумал Гордей и 
присел к столу.
	Словно услышав мнение начальника, Бытин задумчиво 
протянул:
	- Надо искать Буффорд, вернее ту, кто скрывался под этим 
именем.
	- Продумай план поисков, а я поговорю с Пужаным: дело 
принимает всё более неожиданный оборот и нам нужны помощники, 
чтобы...
	Звонок телефона раздался так резко, что Бытин вздрогнул. 
Гордей поспешно взял трубку и даже Аксён услышал 
захлёбывающийся тревожный голос:
	- Звонит главврач первой психолечебницы Пёсин Лев 
Борисович! У нас ЧП: исчезли двое пациентов, один из них Задия 
Ким Ваганович! Звоню Вам, потому что Вы навещали указанного 
больного и оставили свой телефон...
	- Да, всё верно, - машинально отвечал Гордей, вспомнив 
предчувствия Пульхерии Прокловны, - сейчас едем...
	- Я всё слышал, - сказал поднимаясь Бытин. – Час от часу 
не легче, - прокомментировал он и предложил, смутившись: - 
Давайте-ка перекусим. Мне тёща такого гуся зажарила! Десять 
минут ничего не решают, а желудок...
	- Но только десять минут, - не разделяя обеденного 
настроения подчинённого, ответил Гордей и взялся за трубку 
телефона...

					*   *   *
	Более неприветливого и мрачного комплекса зданий, чем 
корпуса психиатрической больницы, Гордей не встречал. Даже 
городская тюрьма и СИЗО выглядели опрятней и светлей.  
Обшарпанные стены с ржавыми решётками на окнах, 
полуразвалившийся забор с дырами, залатанными железной сеткой, 
“гармонировали” с разбитыми асфальтовыми дорожками, 
окаймлёнными запылёнными кустами и уродцами-деревцами. Было 
понятно, что нормальные люди здесь не лечатся, а ненормальные 
обречены на долгое и нудное неизлечение. Эта больница была 
бельмом в глазу каждого градоначальника Бургорода и одной из 
козырных предвыборных карт всех претендентов на этот пост. 
	Всякий новый хозяин города пытался что-то сделать для 
обиженных Богом и судьбой людей, но его устремления дальше 
косметических мер не двигались. Покрашенные в ядовито-зелёный 
цвет ворота, залатанный асфальт перед входом в главный корпус 
и его аляповато побелённый фасад – вот и всё, что осталось от 
энтузиазма и предвыборных обещаний нынешнего мэра Брехтича 
Лазаря Петровича.  
	Главврач  Лев Борисович встретил сыщиков на проходной. 
Бросался в глаза его подчёркнуто интеллигентный вид: строгая 
седина, очки в лёгкой золотистой оправе, прямой нос и тонко 
очерченные губы. Под длинным белым халатом угадывалось 
плотное, без лишнего веса тело. Он акцентировано пожал руку 
каждому и повёл в свой кабинет. Уже по дороге вызвал 
медсестру, дежурившую в тот злосчастный вечер, когда  исчез 
Задия с соседом по палате.
	Кабинет напоминал тюремную камеру, с той разницей, что 
вместо нар и параши её украшал шкаф во всю стену, стол, стулья 
и человек в белом халате. Когда расселись и Бытин приготовился 
писать, вошла медсестра, женщина лет сорока, довольно рослая и 
миловидная. С её мощной фигурой совершенно не сочетался 
обречённый взгляд, будто её  ожидала, как минимум, казнь на 
электрическом стуле. Войдя, она так и осталась у двери с 
моргающими веками и дрожащими ладонями обеих рук, которые то 
всовывала в карманы халата, то вынимала и крепко сжимала. 
Гордей хотел поухаживать за женщиной – пригласить сесть, но 
его опередил Лев Борисович:
	- Лиза Тимофеевна, - представил он ледяным голосом 
вошедшую, - старшая медсестра. Во время её дежурства всё и 
случилось. Я расцениваю происшедшее, как непозволительную 
халатность Лизы Тимофеевны и надеюсь, что она смягчит свою 
вину и внятным рассказом поможет следствию!
	На последнем слове главврач сделал особое ударение, что 
подсознательно отметил Гордей.
	- Я... Ко мне... позвонили... – сбивчиво заговорила 
медсестра.
	- Да Вы не волнуйтесь, - остановил её Гордей, - садитесь 
на свободный стул и мы спокойно побеседуем. Уважаемый Лев 
Борисович тоже  расстроен, поэтому так резок с Вами. Я, 
например, заранее уверен, что Вашей вины в случившемся нет. 
Да-да! – остановил он главврача, готовившегося возражать.
	Слова Сизова подействовали должным образом и женщина 
успокоилась, уселась на стул и начала давать показания.
	Итак, когда началось её ночное дежурство, и она осталась 
одна с вахтёром и двумя санитарами, раздался звонок телефона. 
Строгий голос представился адвокатом Кима Вагановича и 
спросил, можно ли подъехать  для срочного и важного разговора 
с подзащитным. Лиза Темофеевна объяснила, что сегодня 
неприёмный день, да и поздно уже. Но адвокат стал 
настаивать... Тут медсестра замялась и бросила мимолётный 
виноватый взгляд на своего начальника. Тот стоял внешне 
спокойно и сосредоточено смотрел мимо Лизы Тимофеевны. 
Возникла пауза...
	- И он Вас убедил допустить его к больному? – подсказал 
Гордей, искоса взглянув на главврача.
	- Да... – опустив глаза, буквально выдавила из себя Лиза 
Темофеевна.
	- А аргументы, какие аргументы он привёл, чтобы Вас 
убедить? – не выдержал Бытин. 
	- Сказал, что есть разрешение Льва Борисовича...
	Медсестра совсем стушевалась, но Гордей её подбодрил:
	- Продолжайте, не смущайтесь.
	Лиза Тимофеевна продолжила и из её сбивчивого рассказа 
стало ясно, что... ничего неясно, начиная с того – зачем нужен 
адвокат больному на голову!.
	Приехал джип с двумя мужчинами. Один был невысокого 
роста, толстый, с серым лицом. Второй – высокий, накачанный 
верзила с добродушным видом и дипломатом в руках. Толстый 
представился адвокатом (имя не запомнила – что-то армянское) и 
предъявил какое-то удостоверение  Но, главное, он показал 
записку, где Львом Борисовичем было предписано допустить 
адвоката к Киму Вагановичу.   
	- Удостоверение Вы внимательно рассмотрели? – 
насторожился Гордей.
	Тут вмешался главврач. Он с трудом сдерживал возмущение.
	- Ни удостоверения, ни так называемой моей записки, 
которую я не писал, – она не соизволила рассмотреть. Хотя 
обязана была не просто посмотреть в документ – а изучить его! 
Как того требуют наши служебные инструкции при допуске в 
закрытое лечебное учреждение посторонних лиц.
	- Я... – дрожал голос и губы медсестры, - рассмотрела... 
пыталась...
	Заморгав глазами часто-часто, она явно собиралась 
расплакаться. Гордей вновь стал успокаивать женщину и попросил 
Льва Борисовича принести воды. Когда главврач вышел, Сизов 
попытался воспользоваться его отсутствием и всё же  выяснить, 
как дежурная впустила в закрытое учреждение посторонних людей. 
	Дознание стопорилось и шло не в том направлении. Это 
Сизов ощутил отчётливо и уде собрался переступить через этот 
камень преткновения и двинуться дальше. Но тут открылась 
дверь, и в кабинет заглянула лохматая голова с широко 
открытыми глазами и выражением на небритом лице, которое 
бывает, очевидно, у доносчиков, “стукачей”, анонимщиков и иных 
любителей разоблачать кого-нибудь и что-нибудь.
	- Господа сыщики, я всё видел, я всё знаю, отчего меня 
пытаются изолировать и не допустить к вам!
	Не дожидаясь приглашения, лицо материализовалось в 
среднего роста, замотанного в потёртый больничный халат, 
мужичонку. Пока следователи соображали, что делать с этим 
“привидением”, Лиза Тимофеевна оживилась, вытерла глаза и 
неожиданно строго высказалась:
	- Больной Кравченко, ты почему без разрешения покинул 
палату?
	- Чтобы справедливость не пострадала! – невозмутимо и 
вполне здраво ответил лохматый.
	- Это бывший участковый, - пояснила медсестра.
	К ней стала возвращаться былая уверенность и даже 
властность.
	- Неофициально мы называем его “Шерлок Холмс”. Он 
помешался, после того как  обокрали его мать. Оказалось, за 
долгую жизнь она скопила в трёхлитровых банках приличную сумму 
в долларах. Хранила банки в кладовке вместе с солениями. 
Злоумышленники хотели прихватить банку с огурцами для закуски 
и натолкнулись на... деньги. С тех пор Холмс читает Конан 
Дойля и проводит собственное расследование...
	- Так человек из наших структур! – обрадовано воскликнул 
Бытин. – Давайте его послушаем, товарищ капитан, у тронутых 
обострённые чувства и иногда сверхрациональное мышление.
	- Конечно послушаем, - согласился Сизов. – Может пациент 
внесёт какую-то ясность...
	- Не тратьте время! – сказал вошедший со стаканом воды 
Лев Борисович, который услышал последнюю фразу. Он строго 
осмотрел Холмса и зычно скомандовал: -  Немедленно в палату, а 
то вызову санитаров!
	- Стойте! – поднялся со стула Сизов. – Позвольте мне 
решать, с кого брать показания...
      Гордей почувствовал, что с историей исчезновения Задии не 
всё чисто в плане роли начальства. Этот сумасшедший участковый 
может пролить свет или натолкнуть на наводящие вопросы.

	- Ну-ка, божий человек, жертва неумолимых обстоятельств, 
рассказывай – что видел и знаешь.
	- Всё доложу в точности и строгой логической 
последовательности, - начал Холмс. - Только без моего 
больничного руководства – на истрёпанную психику давят!
	- Больной Кравченко! – возвысил голос Лев Борисович. – Не 
забывайся! – и обратился к сыщикам, - Я не могу понять – с 
кого вы собираетесь брать показания, – опять стал хорохориться 
главврач. – Он такого наговорит...
	- Лев Борисович, - примирительно ответил Сизов, - мы всё 
хорошо понимаем, но у нас свои методы работы и соображения на 
этот счёт. Оставьте, пожалуйста, кабинет на несколько минут.
	С выражением разной степени недовольства и скрытого 
возмущения начальник и подчинённая удалились. Холмс 
удовлетворённо хмыкнул и осмысленно начал...
	- Дело моей жизни и чести – раскрутить кражу значительной 
суммы денег у гражданки Кравченко Марьи Петровны, каковая 
является моей матерью. Так как знаний в сыскном деле у меня 
маловато, то я временно отстранился от работы участкового и 
прибыл для учёбы в это интересное заведение. Изучение наследия 
и опыта классиков-сыщиков сочетаю с практическими оперативно-
следственными мероприятиями, как-то: отслеживание 
преступников, помещённых в эту больницу для ухода от 
наказания; надзор за деятельностью персонала и начальства...
	- Можно, ближе по теме, - прервал Гордей самодеятельного 
правдолюбца-психа.
	- Короче нельзя, нужны  вступительные пояснения, чтобы вы 
не усомнились в моей компетенции и честности, - отмахнулся 
Холмс и продолжил, -  За теми, что сбежали, я наблюдал 
особо... и не один. Помню Вас, - тыкнул он пальцем в грудь 
Гордея, - когда Вы посещали означенного мною  гражданина. 
	- Вот здесь подробнее: что приметного Вы, уважаемый 
Холмс, заметили?
	- Называть меня можете и Холмсом, я не обижаюсь, 
наоборот, - льстит. Хотя зовут меня Яковом. Это к слову, итак, 
больной Задия, зам мэра города по вопросам промышленности и 
земельных отношений...
	“Откуда у него такие точные сведения? – мысленно 
поразился Гордей. – Вот тебе и псих!”
	...на самом деле... – тут Яков перешёл на шёпот, 
наклонился к уху Гордея, - совсем не больной, а очень даже в 
здравом уме человек!
	- Да ну! – невольно вырвалось у Гордея.
	Бытин тоже расслышал, о чём прошептал псих Холмс. Сержант 
даже приподнялся со стула и сделал удивлённые глаза:
      - Очень даже может быть! Но чем это подтверждается?
      Сизов и Бытин так увлеклись беседой, что стали забывать, 
с кем имеют дело. Сведения Якова их невольно заинтриговали. 
Тот же, довольный произведенным эффектом, стал обосновывать 
догадку:
      :- Как только Кима Вагановича поместили в больницу, он 
затребовал шариковую ручку, десяток стержней и листки хорошей 
писчей бумаги! Всё бы ничего, но когда мне удалось взглянуть 
на его писанину...
      Здесь Яков замялся и опять зашептал:
      - Как мне это удалось – моя личная профессиональная 
тайна.
      - И что ты вычитал? – нетерпеливо заёрзал Бытин, а Гордей 
даже напрягся.
      - ...Он писал много чего разного, касающегося своих 
мыслей на житейские темы: о подлости друзей, о любви к 
женщинам, о коварстве судьбы... Но главное и интересное, - это 
один документ, заявка в центральное патентное бюро на 
грандиозное открытие:  о наличии нефтеносного месторождения в 
наших болотах! Те, что возле Топинска.
      Гордей переглянулся с Бытиным, и они словно по команде 
вспомнили место своего пребывания. Сизов глубоко вздохнул, 
нахмурил лоб и перебил сыщика-психа:
      - С этим понятно, расскажи-ка лучше про приезд адвоката.
      - Нет, дослушайте по этому эпизоду. Дело в том, что я 
почти точно знаю, что нефть есть. А вот официально увидел 
подтверждение от высокого начальника. Такие суждения не могут 
возникнуть в больной голове!
      - Ладно, брат ты наш  во Христе, - заторопился Гордей, - 
мы это обсудим потом. Выдавай-ка по теме!
      Яков как ребёнок обиженно поджал губы, но направление 
своих рассуждений изменил:
      - Да тут всё просто. Давно существует система, по которой 
в больницу пропускают людей по запискам главврача. Ходят 
слухи... - снова зашептал, оглядываясь на дверь Яков, - не 
безвозмездно выдаёт Лев Борисович оные пропуска. Даже такса 
установлена. В зависимости от времени дня, продолжительности 
посещения и, естественно, степени буйства больного стоимость 
услуги колеблется от сотен до нескольких тысяч российских 
рубликов! Да-да! – завертел глазами Холмс, увидев сомнение на 
лицах следователей. – Это первое. Второе, не менее ужасное. 
Старшая медсестра Лиза Тимофеевна не стесняясь крутит роман с 
женатым Львом Борисовичем. Их взаимная ревность будоражит всю 
больницу. В тот вечер, когда пришёл адвокат к Задии, 
Тимофеевна (Ух! И ненасытная на любовь бабёнка) развлекалась с 
красавцем Борькой, гимнастом перворазрядником, упавшим тем 
летом с коня.
	От удара головой о пол Борька потерял рассудок. К сдвигу 
ума добавилось неуёмное сексуальное влечение. Здесь его так и 
кличут: Казанова бургородский! Болезненная похоть проявлялась 
в неравнодушии ко всему женскому роду без всякого разбора и 
правил приличия.  Так вот, в тот вечер (было 8 часов 32 
минуты) Лиза после ухода Льва Борисовича, будто в медицинских 
целях, занималась с Казановой, а вместо себя (на время 
лечебной процедуры), - здесь глаза Холмса лукаво блеснули, а 
рот ехидно искривился, -  назначила санитара Грабаря, бывшего 
пациента данного учреждения. Когда в 9 часов 23 минуты приехал 
адвокат со своим помощником, естественно, Грабарь, увидев 
записку и гербовый документ в красной обложке, 
беспрепятственно их пропустил. Всё это, уважаемые коллеги, я 
спрятавшись наблюдал, фиксируя с помощью вот этих часов, - 
Холмс вытащил из кармана халата и продемонстрировал часы 
“Слава”, продолжая вещать, - из оборудованного мной в 
служебной раздевалке места! Это моё замечание, чтобы вы не 
усомнились в сказанном. К сожалению, о чём говорили гости с 
Кимом Вагановичем, установить не удалось. Но задержались они 
не долго, всего на 12 минут - до 10 часов 5-и минут и, забрав 
Задию с его напарником по палате, тихопомешанным Писакой,  
удалились в 10 часов 12 минут  Правда, Грабарю всунули что-то 
в карман. Подозреваю – деньги. Когда Лиза закончила с 
Казановой и узнала от Грабаря о происшедшем, она лишилась 
чувств. Дежурные санитары вместе с Грабарём её долго приводили 
в себя: кололи, делали компрессы, искусственное дыхание – и 
подняли на ноги. Потом была часовая истерика до 10:20-ти. 
	- Со временем понятно, - перебил Гордей, - но откуда 
медсестра знает описание прибывших, брат ты наш по несчастью?
	- От Грабаря! – ухмыльнулся Холмс. – Она его потом ещё до 
поздней ночи, до ноль-ноль десяти, пытала: кто приходил? На 
чём приехали? Как выглядят? Я не выспался, но долг исполнил! – 
гордо закончил Яков.
	Всё время, пока он говорил, Бытин старательно записывал, 
а Гордей делал пометки в своём блокноте. Оба понимали, что в 
рассказе больного участкового наряду с ахинеей, наверняка, 
есть правдивые и рациональные моменты. Сыщики уточнили 
описание адвоката и его помощника, что совпало с показаниями 
медсестры, и это дополнительно вселило надежду, что прослушали 
они Холмса не зря.
	Пока Холмс покидал кабинет и  входили главврач и 
медсестра, Гордей успел шепнуть Бытину: “Всё, о чём рассказал 
участковый, им ни слова!” На что Аксён понятливо моргнул 
обоими глазами. Лев Борисович, понятное дело, не преминул 
прикрикнуть на уходящего вон пациента и повторно выразить своё 
несогласие на предмет общения больного человека со 
следователями. Его слова Гордей оставил без внимания и на 
основании полученных сведений уточнил кое-какие детали, в 
частности, и про пациента Писаку. Вопрос о личных 
взаимоотношениях главврача и медсестры, как и о платных 
записках-пропусках, он не поднимал.
	Лев Борисович с трудом сдерживал досаду  и выглядел 
далеко не интеллигентно. У Лизы Тимофеевны бледность на лице 
перешла в краску, а в глазах засветилась злая решимость. 
      Допросив других свидетелей, в частности,  санитара 
Грабаря, Гордей закончил дознание. Главврач и медсестра 
попрощались со следователями холодно и заторопились по срочным 
медицинским делам  До ядовито-зелёных ворот их проводил 
дежурный и, молча кивнув головой, понуро поплёлся назад.
	- Что скажешь? – спросил Гордей Аксёна, усевшись в 
“УАЗик”.
      - Наше дело мне напоминает липкую ленту: чем дольше 
висит, тем больше прилипает мух! Причём навозных становится 
всё больше.
      - Тонко подметил! – похвалил сержанта капитан.
      Он оглядел прощальным взглядом унылый больничный пейзаж, 
уселся поудобнее и прикрыл глаза...

      			*   *   *
      Мирон Пужаный встретил Гордея с хмурым лицом. Выдавив 
невнятное приветствие, он даже не пригласил подчинённого 
сесть, а продолжил нервно барабанить пальцами по столу. Сизов 
давно не видел начальника в таком возбуждённом состоянии, 
поэтому вопросов задавать не стал, а молча уселся на стул.
      - Напасть какая-то! – кулаком пристукнул по столу Мирон 
Миронович. – К твоему исчезнувшему Задии добавился ещё некий 
дедок из деревни... Скотное. Местная милиция, обыскав 
окрестности, вынуждена была обратиться к нам, в область, за 
помощью. Как это тебе?
      - Зовут-то деда как? 
      - Коровин Пантелей Прокофьевич, от роду восемьдесят семь 
лет...
      Пужаный стал перекладывать бумаги на столе, выискивая 
докладную записку топинского райотдела. 
      - В таком возрасте всякое может случиться, - высказался 
Гордей. – Разленились ребята – старика не могут найти. Может 
где окочурился и с Богом уже беседует...
      - Да нет... – нашёл наконец нужную бумагу Мирон 
Миронович, - жена показала - что украли деда!
      - Это как? – удивился Гордей.
      - Да так. Вначале она заявила, что, мол, ушёл дед в 
соседнее село за поросёнком и не вернулся. Местный участковый 
съездил в ту деревню по собственной инициативе. Дедом там 
давно не пахло. Обратился за помощью в районное отделение. 
Ребята стали предметнее пытать старушку, и она созналась, что 
деда выкрал некий Ванька Быков, уроженец Скотного, дальний 
родственник, ранее судимый.
      - Анекдот какой-то, - усмехнулся Гордей.
      - Анекдот не анекдот, а реагировать надо. А у меня 
свободных людей нет. Бабуля же, жена деда, жалобы стала 
строчить на верх, чтоб её триста лет прожить в моей шкуре! Не 
успели начать поиски, а она уже жалуется. Ну и народ пошёл с 
этой демократией!
      Пужаный Мирон Миронович принадлежал к старым и потому 
стойким беспартийным коммунистам. Демократические перемены 
встретил без восторга. Постперестроечный криминальный разгул 
только укрепил его мнение о предательстве интересов великой 
страны “зажравшейся партийной верхушкой”. Поэтому он частенько 
поминал недобрым словом “новые” ценности.
      - В общем так... – уставился немигающим взглядом 
начальник на Гордея, - прервись на пару дней со своим грузином 
и смотайся в Скотное. Ты у меня спец по быту, поэтому, 
надеюсь, деда найдёшь быстро - живым или мёртвым.
      - Мирон Мироныч! – опешил от такого поворота Сизов. – У 
меня же полный завал: проблемы нарастают как комок грязи по 
весне, а работников не хватает. Не сдвинулись ещё с 
Сироткиным, как исчез Задия. Да и версию с любовницей Кима 
Вагановича надо прорабатывать. В деле замешаны большие 
деньги...
      - Обожди, родимый! – эмоционально перебил начальник. – 
Про свои успехи ты мне доложишь особо, чуть позднее. Вот-вот 
освободиться Ужов и забирай его к себе. А сейчас отвлекись 
слегка. Если бы не звонок мэра... Ты же знаешь: он 
отрабатывает имидж народного заступника и, если к нему 
поступил сигнал...
      Как ни сопротивлялся Сизов, но Пужаный остался 
непреклонен. Отдав бумаги по делу деда Коровина, Мирон 
Миронович даже повеселел и бодро сказал:
      - А теперь докладывай по Задии. Кстати, мэр Брехтич  
интересуется ходом следствия. Сроки пока не поджимают, я имею 
ввиду смерть Сироткина и побег Задии из психушки (остальное – 
мелочь), но... надо поднажать!
      От такого послесловия Гордей внутренне возмутился, но 
вида не подал, а лишь вставил с заметной иронией:
      - Да, теперь с Божьей помощью двинемся быстрее, учитывая, 
что Задия не сам сбежал, а его увели!
      Это был удар в самое темечко, и Пужаный на время 
растерялся. Он сжимал пальцы в кулаки, кривил губы и пыхтел, 
как паровоз из популярного  мультфильма (такое сравнение 
машинально пришло на ум Гордею). Потом виновато глянул на 
подчинённого:
      - Тогда даю один день... Как хочешь, но с дедом дело 
закрой. Продолжай...
      Рассказывая о поездке в психиатрическое лечебное 
заведение, Гордей сам осмысливал увиденное и услышанное там. 
Выводы напрашивались неутешительные. Если Задию, видного 
чиновника области, выкрали из закрытого учреждения – то уже 
сам этот факт взбудоражит не только область. “Удивительно, что 
Брехтич ещё не засуетился, - мелькнула по ходу мысль. – 
Очевидно, не доложили...”. Мнимый адвокат с помощником вели 
себя нагло и смело. Это говорит о том, что они не местные. 
Следовательно, Задия завязан с людьми из других регионов, 
может даже из столичного. А Бытин только начал отработку 
связей Кима Вагановича и на это понадобится немало времени... 
К тому же, в пределах города нужно поискать “адвоката” по его 
описанию... Охотничьи и деловые связи Сироткина, Кира 
Буффорд... – чем дальше перечислял Гордей то, что нужно 
“отработать”, тем темнее становился Пужаный.
      - Разрослось дельце... – успевал повторять начальник.
      Когда Гордей закончил, Мирон Миронович потеребил остаток 
волос на голове, разгладил усики и сказал:
      - Развесьте по городу фотороботы “адвоката” и его 
помощника, составите ориентировки и подключите к поискам  ГАИ. 
Возьми двух оперативников, по своему выбору, пусть последят за 
домом Задии и Сироткина.
      - За оперативников спасибо, - приободрился Гордей. -  Это 
существенная помощь. Я уже давно думал проследить за дачами 
наших фигурантов. Может статься, что деньги остались где-то 
там: либо – либо.
      - Действуй! – напутствовал начальник, крепко пожимая на 
прощанье  руку Гордею. – Но с дедом поспеши.
      Выйдя в коридор, Сизов направился в свой кабинет: нужно 
было организовать составление фоторобота, ориентировок и 
связаться с ГАИ, для чего  переговорить с Бытиным и Аней. Про 
себя отметил, что думает о девушке, как о своём сотруднике,  и 
её отсутствие ощущалось. “Неужто привык? – мелькнуло в голове 
и теплом отозвалось в потаенном уголке души. – А ведь ничего в 
ней примечательного и нет, а нет ли?”...
      С такими мыслями, которые на время отвлекли от 
предстоящих хлопотных дел, Гордей достал ключ и открыл дверь 
кабинета. В глаза бросилось, что окно плотно закрыто шторкой, 
чего он делал очень редко. Поморщившись, ощутил еле уловимый 
незнакомый запах. “Что за чёрт? Как будто кто-то побывал 
посторонний?...  Ключи в двух экземплярах... Один у 
начальника... Запах не его, да и сказал бы...  Уборщица моет и 
убирает при мне...”
      Сизов растеряно стоял у двери и пытался понять: не 
чудится ли ему, что в его кабинете побывал посторонний!

Глава 11. Жук с бандой.
Возврат к оглавлению