Дружки вышли из лифта и невольно прищурились от яркого 
солнца. При этом Христя замотал головой, будто пытался 
выпотрошить блох из волос, чем вызвал смех Алексея.
	- Смотри, чтоб не оторвалась твоя непутёвая!
	- Такое ощущение, будто в ушах пробки вставили, ещё и 
прокручивают, - кривился художник.
	Виталик очумело рассматривал окрестности и разве что ни 
крестился. Затем его лицо приняло выражение обиженного 
ребёнка: ещё чуть-чуть и он заплачет. Он повернулся и 
растерянно сказал:
	- У меня так шумело в голове, когда однажды перепил пива. 
Пили по случаю вручения мне грамоты за победу в 
соревнованиях...
	- По прыжкам в сторону... – перебил дружка Христя и 
озарился своей обычной иронической улыбкой.
	- Где-то так, - в ответ заулыбался и Виталик. – Только 
тогда ещё и сушило во рту.
	- Ну, за этим дело не  станет...
	Дружки явно входили в свою обычную колею. Алексей 
придерживал Лайлу за талию и со светлым лицом слушал эту 
шутливую перепалку. “Интересно, помнят они, что вытворяли в 
подземелье?” – думал он. Лайла прижималась плечом к парню и 
радостно блестела глазами.
	- Смех смехом, а на душе чё-то муторно, будто дерьма 
нахлебался, - посерьёзнел Христя. - В этом подземелье... – он 
повернулся к скале, в которой чёрной дырой зиял проём, - будто 
по голове молотом били. Тут помню... тут... А тут отшибло! – 
художник тыкал пальцем по вискам и лбу.
	- А у меня затмение... В мозгах, естественно... – с 
озабоченным видом подключился Спирит.
	- А я ещё не  проснулась... – неуверенно подхватила и 
Лайла.
	- Не будем вдаваться в тёмные воспоминания, - бодро 
перебил Алексей. – У меня предложение: я захватил кое-что 
перекусить. Впереди у нас дорога дальняя...
	- Умное слово и коту приятно, - погладил бороду Христя. – 
Тащи закусь!

	После короткого весёлого завтрака тронулись в путь. От 
скалы тянулась вдаль дорожка, вернее, она только 
просматривалась среди высокой травы - очевидно, здесь давно 
никто не хаживал. Вокруг высились деревья, в основном схожие 
на клёны. Попадались и сосны, ели. Над ними простиралось 
ясное, лазурное небо; за белесым облаком щурилось солнце, в 
лучах которого купались одиночные птицы.
	Рощица кончилась, и перед путешественниками открылась 
типичная степная равнина. Кое-где она разнообразилась 
оврагами, заросшими кустами шиповника и волчьих ягод. 
Попадались и отлогие “лысые” холмы. В целом степная 
растительность была реденькой, скудной. Участки потрескавшейся 
земли, без всякой травы, плешивыми пятнами портили в целом 
приятный для глаза пейзаж. Степная жизнь звоном стелилась 
внизу и птичьими перепевами  носилась в воздухе.
	Шли по солнцу на восток: так  настояла Лайла.
	- Мой отец живёт там, - объяснила она, указывая в 
сторону, откуда уходило небесное светило.
	Настроение оставалось приподнятым. Из прошлого старались 
вспоминать что-нибудь весёлое, вселяющее оптимизм. День, 
казалось, не кончался, но тень от облака, резко накрывшая 
путников, подсказала, что наступает вечер. Нашли место возле 
редких кустиков и устроили привал-ночлег.
	Христя разлёгся на траве, вытянулся, пошевелил бородою, 
покривил усы и спросил:
	- После подземных приколов, оно, конечно, неплохо 
прогуляться по степи, но... запасы съестные истощаются, 
животину подводит, а уверенность в правильно выбранном 
направлении... несколько падает. Что скажите, друзья хорошие?
	- Я надеюсь на Лайлу, - ответил Алексей, помогая девушке 
готовить ужин. – У неё присутствует своеобразная 
телепатическая связь с отцом. Она чувствует, куда нужно идти.
	Виталик поддержал Алексея:
	- Это должно быть естественно для потомков цивилизации 
двадцать пятого века. Даже в нашем, приснопамятном, веке  
имелись люди, творившие телепатические чудеса...
	- Так что повода для беспокойства нет, - подытожил 
Алексей. – Прошу к столу!
	- Лишь бы хавки хватило, - согласился Христя, поднимаясь. 
– А так, я согласен всю энтую степь на карачках исползать. И 
пейзажи здесь оригинальные. Жаль нечем помалевать...

	Разбудил Алексея птичий хор: над степью носились друг за 
дружкой две стаи маленьких, белогрудых пернатых и “чвирикали” 
на весь белый свет. Из травы им вторили другие певцы. Низко 
парила чёрная тень огромной птицы, напоминающей аиста... 
Парень полной грудью вдохнул утренние травянистые ароматы, 
бегло осмотрел своё спящее царство, задержался на свернувшийся 
калачиком Лайле и улыбнулся.
	Поход затянулся ещё на одну ночёвку...
	Когда и у Алексея беспокойно  заныло в левой половине 
груди, а сумка с продуктами легко сложилась пополам, 
показалась полоска леса. Лайла остановилась. Её глаза 
затуманились, грудь взволновано приподнялась:
	- Он здесь... 
	Дружки заметно повеселели. 
	- Надеюсь, тут нас не будут вязать и потрошить к обеду? – 
сверкнул белой полоской зубов на фоне серой бороды Христя. – 
Или оболванивать и кормить пастой, как в подземелье?
	- Мой отец умный человек, - с пылающим лицом ответила 
девушка и повернулась к Алексею: - Можно смело идти вперёд.
	Лес оказался старым - типичное вековое чернолесье: 
кряжистые дубы, вперемешку с чёрно-белыми берёзами, тополями, 
участками высоких сосен и раскидистых елей. Ветер трепыхался 
на самом верху и, раскачивая верхушки, создавал мягкий гул. Он 
тревожил, волновал и будоражил воображение. Пахло корой, 
опавшей листвой, сырой землёй и ещё чем-то пьянящим. 
	Дорогу выбирала Лайла. Она уверенно обходила завалы, ямы, 
заросли. Дружки с опаской осматривались вокруг, но девушку не 
отвлекали расспросами. Она шла, прислушиваясь больше к себе, 
чем к лесу.
	Деревянный рубленый дом появился так неожиданно, что 
Христя чуть не споткнулся об изгородь, незаметную среди 
кустарника. Он чертыхнулся и хотел высказаться острее по этому 
поводу, но на крыльце дома показался мужчина. Его вид – 
длинные белые волосы,  борода, чёрное одеяние – навевал мысли 
о его принадлежности к сану священников. Особая 
монументальность облика и напряжённое спокойствие лица 
подчёркивали это сравнение.
	- Отец... – прошептала Лайла.
	Она была так взволнована, что в первые мгновения не могла 
сдвинуться с места, только порывисто дышала. Алексей подхватил 
её под руку и повёл к проходу, обозначенному длинными, 
аккуратно обструганными брёвнами. На крыльце мужчина 
заволновался, сжал губы и, сдерживая себя, осторожно ступая, 
степенно направился навстречу. 
	В лесу посветлело от выглянувшего солнца и стали видны 
другие дома, уходящие вглубь, образующие своеобразную улицу 
среди сосен. Будто тени, совершенно тихо, стали подходить ещё 
люди. Они были одеты скромно, просто, в одеждах своеобразного 
покроя.  А Лайла уже замерла в объятиях отца...

					*  *  *
	Русен – так звали отца Лайлы – давно ждал момента встречи 
с дочерью. В последнее время он усердно молился, часто 
встречался с живым идолом Василисом - пытался выведать у него 
предсказание о встрече. Идол мягко взирал на него с высоты 
своего трёхметрового роста, откусывал большими кусками 
принесенное мясо, медленно жевал и  молчал. Задумчивым он стал 
в последнее время. Что-то угнетало его... И Русен терпеливо 
ждал. Насытившись, Василис мотал головой и грустно смотрел 
вверх. И было не понятно, что ему привиделось, отчего он 
молчал. Затем глубоко, значительно вздыхал и удалялся в свой 
высокий дом. Но однажды он произнёс внятно:
	- Бредёт она и не одна... – повернулся и волосатой 
громадиной, неуклюже обходя деревья, вразвалочку побрёл к 
себе.
	- Слава тебе, Василис-страдалец. Да сбудутся твои 
пророчества... – поклонился вслед Русен и приложил ладонь 
правой руки к сердцу, а затем ко лбу. Движение повторил 
троекратно.
	Эти дни, в преддверии встречи, проходили необычно. Так, 
накануне вечером с особым подъёмом провёли обряд “обращения” 
идола. Да, его маленький народ, прозванный “ушедшие во тьму”, 
поклонялся  спасённому когда-то младенцу, выросшему теперь в 
огромного парня.  
      Обряд проходил благостно, проникновенно, так как только 
здесь можно было пообщаться с божеством, как с обычным, 
нормального роста человеком. Прикоснуться к нему, получить от 
его рук внушение, заглянуть в таинственные чёрные  глаза. Он 
даже позволял себе шутить, отчего люди радовались, веселели и 
с упоением пели песни, азартно танцевали, водили хороводы. 
Дети играли в свои игры, в которых побеждало терпение и умение 
помогать друг другу.  После “обращения” община наполнялась 
энергией добра, трудолюбия и веры в себя, своё будущее. В этом 
был смысл праздника.
	На следующий, после “обращения”, день, закончив работу на 
подсечном поле, где выращивали продукты для “кормления”, 
“мазали” двух младенцев, родившихся накануне. Мазание медовыми 
настоями означало, что дети становились полноценными членами 
общины. Русен с удовольствием наблюдал за этой процедурой, за 
крепкими, здоровыми малышами. Они вели себя спокойно, не 
плакали. С любопытством водили глазками, укали в руках мам, 
пытались облизывать сладкую мазь. Все умилялись, отвешивали 
поклоны и своеобразно крестились в сторону жилища Василиса.
	“Быть добру”, - думал Русен, ощущая бьющимся сердцем, что 
на этом хорошие новости не закончатся.
	И, вот, дочь в его объятиях... “Сбылось! Сбылось... – 
вдыхал настоятель запахи родных волос. – Теперь наполнится 
светом тот чёрный своей пустотой уголок жизни, в котором так 
не хватало родной души, о которой только грезил в снах”.
	Оторвавшись от Лайлы, Русен поднял руку и собравшийся 
народ замер...
	- Люди! Василис предсказал мне радость, которой я делюсь 
с вами – пришла моя дочь Лайла - о ней я даже боялся с вами 
говорить. Она вырвалась из оков невежества и порока, прошла со 
своими друзьями тяжёлые испытания. Она вольётся в нас и 
наполнит новой силой и верой. Да будет славен наш идол и 
пророк Василис!
	- Слава! – отдалось в толпе, отразилось от домов, 
деревьев и эхом пронеслось по лесу ввысь.
	Дружки скромно стояли возле угла бревенчатого дома и со 
смешанными чувствами наблюдали за происходящим. Алексей 
пытался понять, что это за люди, о каком Василисе так 
восторженно вспоминают. Виталик с замиранием сердца вдыхал 
атмосферу реализовавшейся мистики, а Христя шёпотом 
комментировал на ухо дружку:
	- Пахнет сектой, с оттенком раннего славянского 
язычества. Взглянуть бы ещё на этого идола и можно бы 
подкрепиться. Как мыслишь?
	Виталик сглотнул слюну, то ли от волнения, то ли от 
голода, и прошептал в ответ:
	- Провидение привело нас в новый мир, который, кажется 
мне,  будет не таким, с чем столкнулись до этого. И это особый 
знак... А перекусить не мешало бы.
	
	Поселили их в отдельном доме, который был в общине вроде 
гостиницы, хотя гостей здесь давно не встречали. Лайла, 
естественно, осталась с отцом. Каждому досталось по комнате. 
Виталик с Христей сразу же принялись изучать новое окружение и 
осваиваться в необычной обстановке. Художник загорелся идеей 
нарисовать это посёление, затаившееся в дремучем лесу: когда 
ещё попадёшь во времена Ильи Муромца! А Виталика заинтересовал 
мистический идол Василис. Алексей присматривался к людям и 
собирался ближе познакомиться с Русеном: он не забыл 
высказывание Лайлы, что отец знает о причинах Краха. 
	Прошло несколько дней на новом месте...
	Первое, что бросалось в глаза, удивительная 
благожелательность людей. Особенно это почувствовал Алексей. 
Из его души ещё не улетучилась тяжесть от событий в 
подземелье. Подспудно она давила, мешала в привычном свете 
смотреть на своих друзей. Так и всплывали картины их 
“предательства”, посягательства на Лайлу. Девушку он уже 
считал своей и неосознанно ревновал ко всем, даже к Русену. 
Подсознательно понимал, что со временем всё утрясётся и они, с 
Лайлой, как и прежде будут вместе, но что-то давило...
	Людей в общине было больше, чем ми-файлов: несколько 
сотен, с преобладанием женщин и детей. Скоро стало очевидным, 
что брачные узы здесь условны: некоторые мужчины имели по 
нескольку жён. Строго распорядка дня не существовало, однако 
без дела никто не оставался. Высокая сознательность “ушедших 
во тьму” поражала. Алексей, который через неделю уже 
чувствовал себя своим, заметил, что людьми никто не управлял. 
Это казалось удивительным и неестественным: будто по невидимой 
связи, каждый вовремя получал команду – чем ему заниматься в 
данный момент. А трудиться приходилось много, хозяйство 
оказалось обширным и многогранным, начиная от поля, 
распаханного в лесу, и заканчивая скотиной, пчёлами и охотой.
	Особое место занимал идол Василис, которого ребята пока 
не видели – только слышали о нём. Да и с Русеном не удавалось 
поговорить – он занимался Лайлой: знакомил её с поселением и 
людьми. Много времени проводил в особом доме, который 
назывался храмом “поклонения”. Создавалось впечатление, что 
гости особо не интересовали отца.  В “отвлекающие” моменты, 
когда Русен оставлял дочь, Алексей пытался встретиться с 
девушкой, но она уходила по делам, которых у неё неожиданно 
появилось множество. Да и стала совершенно иной, будто её 
подменили. Если раньше девушка тянулась к Алексею, светилась 
глазами при виде его, то теперь смущалась, терялась и 
извинялась, торопясь куда-то.
	Однажды он всё же нашёл её...
	Лайла сидела на пеньке и плела корзины из прутьев. При 
этом что-то напевала. Пенёк стоял посредине маленькой поляны, 
окружённый плотной стеной низких елей, отчего девушку было 
найти непросто.
	Алексей улыбнулся на эту картинку лесной идиллии и не 
спеша подошёл к усердной работнице. Приобнял за плечи и нежно 
поцеловал её волосы. Она совершенно не удивилась. Повернулась 
к нему и - смутилась:
	- Ты не сердись... Я так рада. Вот пройду обряд 
“вовлечения” и мы будем вместе...
	- Вон, что... А я-то думаю, не избегаешь ли ты меня? И в 
чём состоит это... вовлечение? Зачем оно? 
	Она подняла глаза к небу, которое рваным синим пятном 
выглядывало из-за верхушек деревьев, и задумчиво сказала:
	- Я так долго жила среди зла, что нужно усердным трудом и 
терпением очиститься, а затем вернуться к своим, к отцу... 
Поклониться Василису и получить от него наставление на долгую 
дорогу жизни... “Ушедшие во тьму” хранят в Василисе то, что 
пригодиться, когда начнётся второй круг земной жизни...
	Алексей подсел к девушке:
	- Интересно ты рассуждаешь... Второй круг жизни... Это, 
наверное, после Краха? Нам тоже нужно очиститься - ведь прошли 
такие испытания... Научи меня плести!
	- У тебя другой путь... – очень серьёзно ответила она. 
	Дальше разговор не получился: девушка настойчиво 
попросила не мешать, поскольку корзины срочно требовались для 
сбора грибов. 
      - В этом году большой урожай, - пояснила она.
      Разочарованный Алексей вынужден был удалиться ни с чем. 
После этого разговора осталось ощущение горечи: Лайла 
показалась чужой, далёкой.  Как он ни старался объяснить эти 
изменения встречей с отцом, с людьми, которые ближе ей, чем 
он, выходец из ушедшей цивилизации, горечь нарастала. 
Казалось, и лес изменился - потемнел, а рубленые сказочные 
домики нахмурились, как и люди постоянно чем-то занятые.
      
      Тягостные ощущения притупились, когда нашёл дружков. К 
тому времени Христя, как человек непоседливый, наполненный 
творческой энергией, успел познакомиться с некоторыми 
“ушедшими”. Даже достал краски и холст у местного художника. 
Это был очень старый человек, на вид под сто лет. Его занятием 
было рисовать своеобразные иконы. Старик уже давно не видел и 
творил вслепую, чем немало удивил Христю, скорее, восхитил. 
Звали старого рисовальщика Фролом. Он давно желал подготовить 
себе замену, но талантов в общине явно не хватало. Христя 
оказался кстати и сразу завоевал доверие иконописца. Фрол 
слушал восторженные отзывы об иконах, которыми была уставлена 
мастерская в просторном доме на краю поселения, и улыбался с 
закрытыми глазами. Его реденькие белые волосы кустиками 
топорщились на голове, а седая борода дёргалась вместе с 
губами: очевидно, он мог бесконечно долго рассказывать и 
слушать о своих трудах.     
      Христя, как всегда, был в меру ироничен и  льстив:
      - У меня в том веке остались разные дружбаны. Были такие, 
что малевали стоя на голове. Один придурок рисовал только лёжа 
с бабой в обнимку.  А один по-другому не мог, как срисовывать 
себя голяком, стоя перед зеркалом. Но чтобы – вслепую!... 
      Фрол распрямлял свои морщины, широко улыбался белым рядом 
хорошо сохранившихся зубов и с достоинством говорил:
      - Не всегда я был слеп. А рисовал всю свою жизнь, которую 
провёл здесь, в лесу.
      - Так вы тут давненько тусуетесь? В смысле, обитаете?
      - Как только оставили свет и ушли во тьму.
      - И чего вас толкнуло в энтую глухомань переться? – 
выпучил глаза Христя в искреннем удивлении.
      - Это не моя истина, не мне судить. Я простой 
исполнитель, - уклонился от ответа старик.
      - Чёй-то много у вас тайн. К добру ли?
	Фрол промолчал...
	Раздобыв краски, кисточки и холст в рамке, Христя, 
сияющий, как ребёнок, которому подарили любимую игрушку, не 
откладывая, принялся за работу. Место выбрал на старой 
вырубке, где между пнями  уже набирали силу молодые деревца, а 
людское поселение проглядывалось хорошо. С пылающими глазами и 
покрасневшим от возбуждения лицом разложился и стал наводить 
краски. В пылу не заметил, как сзади подошла девушка в чёрном 
платке и длинном цветастом платье. Она с детским любопытством 
стала заглядывать через плечо художника, играя глазами.
	Наконец, Христя ощутил чьё-то порывистое дыхание и 
обернулся:
	- Нравится? – не удивившись, просто спросил он, крутанув 
бородой.
	Девушка согласно кивнула. Художник профессионально быстро 
оценил её лицо: русский тип – со светлыми глазами и слегка 
вздёрнутым носиком. Алые пятна на щеках, длинные ресницы 
делали её похожей на певицу из хора Пятницкого. Это сравнение 
тёплой волной проскочило в голове и отразилось в расширившихся 
зрачках.
	- Как Вас, чудо, зовут? – просиял он своими 
выразительными глазами.
	- Надежда...
	- Надюша... приносящая людям веру и любовь?
	Девушка отрицательно помотала головой:
	- Это не я - Василис несёт нам веру, а с ней и любовь.
	- Взглянуть бы на вашего идола: чё не спросишь, всё об 
него спотыкаешься, - шутливо  нахмурил брови Христя.
	Девушка посерьёзнела, будто что-то вспомнив, упрямо 
развернулась и побежала в лес. Художник заулыбался, глядя ей в 
след, потом повернулся к начатой картине и вновь погрузился в 
любимое занятие...
	Однако творить спокойно не дали: сначала появился 
Виталик. Учёный-самоучка горел желанием поделиться первыми 
результатами своих исследований:
	- Прояснил кое-что про Василиса и людей ему 
поклоняющихся. Не желаешь выслушать? – начал он, усаживаясь на 
ближайший пенёк с видом человека, узнавшего, отчего разбогател 
его сосед.
	- Я уже скоро забеременею от этого идола, - сыронизировал 
Христя. – Валяй правду-матку, пока я присматриваться буду к 
ракурсу: похоже, левее надо бы сдвинуться... – перешёл он на 
своё.
	Тут подошёл и Алексей: он слышал последние слова и 
заторопился. Присел возле Виталика, который важно надулся, 
демонстративно поприветствовал друга и начал рассказывать... 
Алексей опёрся на соседнее деревце, прикрыл глаза и 
внимательно вслушивался в рассказ. Перед его глазами будто 
проплывало всё, о чём узнавал...
	
	“Ушедшие во тьму”, действительно, чем-то напоминали 
раскольников православной веры восемнадцатого века. Только 
“замешан” был уход на реалиях высокоразвитой цивилизации – 
таковым, естественно, можно было предполагать уровень развития 
человечества в двадцать пятом веке.
	- Что за реалии? – невольно всполошился Алексей и открыл 
глаза.
	- Прямого, как ни странно, ответа не нашёл. Да и начал 
только читать их историю. Для чего познакомился с 
библиотекарем, неким Трофимом, безногим парнем. Интересный, 
кстати, субъект... Надеюсь, дальнейшее изучение кое-что 
прояснит. На данный же момент вырисовывается следующее. 
Началась эпоха неких супернанов, о которых мы уже слышали от 
ми-файлов. Эти приборчики, очевидно, вроде наших чипов, стали 
вживляться и в человека! Такое искусственное посягательство на 
род людской устроило не всех. Отсюда появились “ушедшие во 
тьму”, как протестный электорат. Что касается Краха, то тут, я 
так думаю, вмешались силы космические. Предполагаю несколько 
вариантов. Первый – микроорганизмы. Они за последние века 
освоили нашу Землю, незаметно так, а потом проявили себя 
роковым образом. 
	- Всё сожрали и перегнали в дерьмо-прах! Муторный 
сценарий... - не удержался Христя.
	Спирит же невозмутимо продолжил:
      - Второй – инопланетяне. Эти гомоноидиы давно исследуют 
нашу планету. Земное развитие пошло не по заданному извне 
сценарию и появилась идея уничтожить неугодную цивилизацию. И 
третий вариант – вселенский разум!
	- Ну, ты и загнул! – как гусь загоготал Христя. – И разум 
сюда прилепил. Давай уже и Бога помянём.
	- Называй это как хочешь. Но этот Разум уж точно не хочет 
терять над нами контроль. Солнечные катаклизмы, проявляющиеся 
в изменении активности светила, по мнению некоторых умнейших 
голов – одно из проявлений этого нескромного желания.
	- От тебя так и несёт спиритизмом, космизмом и всеми 
остальными измами - продолжал посмеиваться Христя.
	- И, тем не менее, космическая причина Краха несомненна! 
– патетически воскликнул разгорячённый Виталик. – Добавлю сюда 
столкновение Земли с крупным небесным телом, типа кометы...
	- А ядерный конфликт ты не предполагаешь? Умник хренов.
	- Кстати, очень вероятная причина.
	- В общем, собрал ты почти всё, что в нашем веке поминали 
не раз и учёные, и писатели, и другие мыслящие, - печально 
подытожил Алексей. – Заметь, внешних проявлений, вроде 
последствий от взрывов, мы не заметили. Так что варианты с 
кометами и ядерными катастрофами – отметаются. Но идея о 
влиянии космоса – имеет место быть...
	Алексей вновь прикрыл глаза, а Спирит обиженно пожал 
плечами и замолчал. На некоторое время установилась тишина, в 
воздухе даже стал слышен звон от многочисленных насекомых. 
Однако желание высказаться перебороло, и Виталик, значительно 
потянув носом, продолжил: 
	- И ещё, мелькнуло в одном месте, хотя и не чётко, но я 
домыслил на примере ми-файлов: люди в двадцать пятом веке 
перестали плодиться нормальным образом.
	- Ну, это мы уже слышали... – разочаровано скривился 
Лопух и хихикнул. – Совокупляться разучились, на пробирки 
перешли! Так бабе всё одно нужно попотеть девять месяцев, как 
ни крути.
	- И ба... женщину устранили из процесса! – даже поднялся 
на ноги Виталик. – Так и написано: “детей стали зачинать и 
плодить в яйцах искусственных”! Каково, ребята, а?
	- А почковаться они не начали? – криво ухмыльнулся 
Христя. – Как у Высоцкого поётся... – И он попробовал 
изобразить песню известного барда про полёт на Тау Кита. 
      Получилось довольно комично и все невольно рассмеялись. 
Затем Алексей в задумчивости  наклонил голову, разглядывая 
что-то в траве, и сказал:
	- Я думаю, уже последнего достаточно, чтобы уйти в 
дремучий лес, из той, слишком уж развившейся, цивилизации. Я 
бы так и поступил.
	- А я бы и не думал, - жевал уже оба конца уса Христя. – 
Лишить себя главной радости в жизни? На хрена она нужна такая 
высокоразвитая хренетень! Лучше уж здесь, в лесу, по-
простому... какую-нибудь красотку подцепить...  А с идолом 
как? – резко перешёл он на новую тему и уцепился за бороду.
	Виталик облизнул губы, вытянул их трубочкой, демонстрируя 
важность затронутой темы, и значительно сказал:
	- Тут тоже не всё ясно, однако вырисовывается следующее. 
Идол, вероятно, и появился на свет их тех, искусственных, яиц.
	- Ну, и яйцища, должно быть, сварганили, ежели там 
человеческий младенец помещался, - не удержался с репликой 
Христя и, выпучив бешено глаза, бросил мучить бороду.
	- Не знаю, не  видел. Но написано: “был взят младенец из 
рук ущербных и принят во спасение души и тела”. Очевидно, в 
нём рано проявилось необычное, отчего и стали ему поклоняться. 
Мне кажется, Василис - результат каких-то экспериментов над 
эмбрионом человека, скорее всего, на генетическом уровне, - 
очень научно высказался Виталик и даже почувствовал гордость 
за себя. - Отсюда и необычные способности.
	- Что же в ём такого-этакого необычного? – вскипятился 
Христя. 
	- Пока известно, что роста он огромного, может 
перевоплощаться и предсказывать разные вещи, возможно, и 
будущее. Надо сказать, люди восторженно отзываются об идоле, 
но в подробности почему-то не вдаются.
	- Потому что не это для них главное, - высказался 
Алексей. – Главное в этом идоле другое. Вот только – что? 
Может, он для них просто символ, скажем, их правоты. Его 
способности – второстепенное. 
	- Может быть, - согласился Виталик. – Люди здесь очень 
своеобразные. Будто, как и мы, но суть иная.
	Солнце зашло за тучку, и тень серым полотном накрыла 
вырубку. Христя встрепенулся и стал пристально вглядываться. 
Потом схватил свою картину на треноге и потащил куда-то в 
сторону. При этом приговаривал сам себе:
	- Оригинальная видуха, какой цвет!
	Дружки снисходительно посмотрели на странные перемещения 
художника и продолжили беседу.

Часть 4. Глава 2.
Возврат к оглавлению